М.С. Дмитриева

Южноукраинский государственный

педагогический университет им. К.Д. Ушинского

В ходе исследования творчества И. Пригожина разработана и предложена модель «негативного переоткрытия». В статье представлен к рассмотрению ряд феноменов ceteris paribus в современных научных исследованиях.

Сегодня уже нередко отмечается и подчеркивается, что синергетическое видение мира своей революционностью обрекает многие науки на «переоткрытие» своих объектов, вызывает значительные изменения в стиле мышления [2; 7].

Переоткрытия или повторные обращения становятся обычными для поисково-исследовательских процессов многих наук. Диалог ученых при обращении к уже получившим описание и объяснение объектам становиться естественной формой проявления традиций и рождения инноваций в мыследеятельности наших современников. Для повторных открытий, по мнению акад. В.И. Вернадского, характерно появление инакомыслящих позиций сторон. Различный уровень информационной и приборной оснащенности представителей одной науки, в разное время выступивших с результатами исследования какой-то предметной области, дает, по его мнению, возможность преодоления регресса научного знания. Вновь возникшее научное представление об объекте не просто превосходит знание о нем первооткрывателя, но прямо противоречит в основных позициях их концептуальной основе. В.И. Вернадский в силу этого считал элиминацию естественным результатом такого рода диалога настоящего с прошлым, где проявил себя механизм взаимодействия сторон в ситуации определенного противостояния [2, 106]. Повторные открытия по результату, состоящему в утверждении новых знаний, как бы формирующих новый образ предмета, получили название негативных.

Примеры повторных открытий, точнее сказать переоткрытий, представлены всем научным творчеством И. Пригожина. Он сам был обречен на переоткрытия как создатель теории сложных самоорганизующихся систем, самой синергетики - интегратора современной науки, обретающего сегодня статус научной парадигмы. Свои открытия он называл «обнаружением обнаружения», чем подчеркивал свою задачу найти уже известное, обнаруженное, чтобы выйти на его переосмысление [4, 31-37]. Олвин Тоффлер в предисловии к книге «Порядок из хаоса», где был заявлен Новый альянс человека с природой (И. Пригожин, И. Стенгерс), подчеркнул, что И. Пригожин вошел в науку как сторонник целостного холистического восприятия мира, что он противился поэлементному разбиению объектов, обосновывающему подобное разбиение дуализма [16, 11]. Это определило негативную позицию И. Пригожина по отношению к укорененным, односторонне высвечиваемым объектам классической физики. Он стремился воссоединить все разорванное и разобщенное, что встречал в научном описании реальности.

Объясняя свою позицию, И. Пригожин берет обычный, не менее тысячи лет известный маятник. Амплитуда колебания этого маятника включает самое нижнее положение - хорошо устойчивое состояние покоя, в которое в конечном итоге всегда возвращается груз, если его несильно качнуть. Это устойчивое состояние всегда тщательно изучалось физиками. Верхнее (неустойчивое) положение маятника, из которого он рано или поздно упадет под воздействием какой-либо самой малой вибрации (причем невозможно предсказать, когда и в какую сторону он упадет), есть состояние нестабильности. И. Пригожин отмечает неодинаковое освещение этих противоположных феноменов (один рассматривается, очевидно, как закономерный, другой - как его исключение, случайность). В.Г. Буданов этот маятник удачно назвал а р х е т и п о м [1, 350]. Перевернутый с ног на голову, этот маятник, по словам И. Пригожина, породил представление о недетерминированном объекте, отодвинул в нереальность простой, привычный, определенный мир, распахнув непредсказуемый универсум. В статье «Философия нестабильности» И. Пригожин показывает [13, 46-52], как представление о нестабильности служит стержнем восприятия дуальности природы, дает философско-методологическое обоснование совершаемого н е г а т и в н о г о открытия. Открытие действительно было негативным. Оно рождало противостояние особого феномена, не укладывающегося в общепринятую теорию детерминистских законов природы, с этой самой теорией. Ведь из равновесного исходного положения можно было однозначно предсказать все изменения вращающегося маятника, тем самым подтвердить детерминистскую основу мира. А вариант неустойчивости порождал непредсказуемую ситуацию, побуждал к признанию существования мира недетерминистических объектов.

В истории науки такого рода ситуации противостояния имели и продолжают иметь место. В характеристике нормальной науки, данной в модели Т. Куна, отмечено, что часто в условиях подобного противостояния упрочившая себя теория подавляет фундаментальные новшества, ибо они неизбежно разрушают её основные установки. С. Библер также делает замечание о том, что ученые нередко отклоняют именно такого рода новшества как труднореализуемые идеализации. Сам И. Пригожин упоминает, что ему известны высказывания авторов, сообщающих о проблемах, игнорируемых ими по практическим соображениям. Подобный подход в ходе научноисследовательской деятельности утвердился в качестве довольно расхожего приема, называемого ceteris praibus (лат. - «при прочих равных условиях»).

Имре Лакатос в работе «Фальсификация и методология научно-исследовательских программ» описывает осуществление фальсификационистами переинтерпретации научных высказываний в условиях противоречия опытных данных и стабильной теории. Он говорит о том, что в случае конфликта между хорошо подтвержденной теорией и какими- либо не поддающимися объяснению результатами эксперимента фальсификационисты признают эти исследования «как бы не имевшими места», т. е. по его выражению, опускают их, не берут в расчет, объявляют се1егІ8 paribus [8, 26-28, 182]. Изначально, видимо, этот термин с.р. представлял выраженные в соответствии с правилами формальные замечания, заносимые в протокол опытно-практической деятельности. В них отмечались экспериментатором некоторые условия, которые налагались на проверяемую (оспариваемую) им теорию. Обычно в число ограничений в проверяемом процессе, которые традиционно оставляли без внимания. Так, И. Пригожин при описании процессов возникновения систем с неустойчивостью пишет: «Воздействием гравитации в состоянии вблизи равновесия можно пренебречь, но вдали от равновесия учет гравитации становится необходим» [14, 69]. Согласно этому описанию, при сложных условиях эксперимента воздействие должно обязательно быть отмечено записью. В первой же ситуации воздействие гравитации может просто подразумеваться в наличии и быть включено в число тривиальных общезначимых условий, обозначенных в комплексе условно принятым обобщающим выражением сeteris paribus.

И. Пригожин находит странным и вместе с тем, безусловно, заслуживающим внимания отсутствие каких-либо исследований самого феномена нестабильности, практическое неиспользование термина в текстах работ, т.е. как бы исключение тем самым термина из подлинного описания реальности и, наконец, даже просто приписывание ему негативного смысла. В этом он видит проявление некоторого идеологического запрета. Тем более, что в традиционных теориях физики обнаруживается еще ряд понятий с подобной судьбой. Все они имеют общие отличительные черты: подобно нестабильности, эти понятия обозначают феномены, которые уже давно открыты. Они не опровергнуты, не отторгнуты публично, но фактически при этом остаются не принятыми научным сообществом естествоиспытателей.

«Равновесная термодинамика смотрела на неравновесные процессы как на второстепенные детали возмущения, мелкие несущественные подробности, не заслуживающие специального изучения, - пишет Пригожин. - Только ныне мы знаем, что именно в сильно неравновесных условиях обеспечен переход от беспорядка «теплового хаоса» к порядку диссипативных структур [15, 53-54]. Среди физиков продолжительный период времени сохранялся взгляд на время как на иллюзию или как на геометрический параметр, позволяющий лишь описывать последовательность динамических состояний. Многие исследователи настаивали на полном его исключении из числа объектов физики. С термином «необратимость» вплоть до конца ХІХ века связывали явления вязкости, трения, теплопроводности. Необратимость считали причиной потерь и непроизводительных расходов энергии, видели в ней показатель неполноты наших знаний, несовершенства наших машин. И только сейчас признана конструктивная и неоценимая по значимости роль необратимых процессов [15, 272].

От Пригожина не может скрыться тот факт, что весь ряд этих однотипных понятий, вынесенных в с. р., были рождены операцией дихотомического деления. Как подчеркивают словари по логике, понятия с частицей «не» имеют слишком неопределенный характер, что позволяет просто отсечь от общего объема разделенного множества ту часть элементов, у которых вообще не указано ни одного признака качества, кроме отсутствия признака, имеющегося у элементов другого подмножества. Так, термином «необратимость времени» обозначено отсутствие обратимости, нелинейные процессы, как показано, не обладают линейностью и т.п. И. Пригожин доказывает, что в классических теориях объекты обозначены также усеченными понятиями и рассматриваются ввиду этого не во всей полноте своих свойств. В ходе дальнейших исследований сброшенные в с.р. понятия, те самые «негативные утверждения» или «конфликтующие данные эксперимента», составили в последующей работе над теорией самоорганизующихся систем основу категориального каркаса, обеспечили формулировку законов реального мира в новой физике. Понятийный корпус теории самоорганизующихся систем был создан благодаря легитимации негативных понятий из статуса c.p. старых теорий [16, 81 - 82]. Это обеспечило И. Пригожину не только создание нового языка науки, но и выявление дуальности реального мира во всем его многообразии, дало возможность изучения сложных и сверхсложных объектов, помогло преодолеть дуализм прежнего мировидения.

И. Пригожин осуществил поставленную им задачу разоблачения классической науки с тоталитарными притязаниями её концепций, которые были применимы лишь к простым и устойчивым объектам и оказались безнадежно неспособными служить описанию сложных объектов. Ценность теоретического и методологического наследия И. Пригожина трудно преувеличить, ведь он первым из живущих сумел отследить на протяжении трех столетий путь такого феномена, как физическое знание, показал его кризис, к которому оно столь победоносно шло, показал, как поступали ученые на этом трехсотлетнем пути, и объяснил, почему они так поступали.

Мы имеем возможность отследить механизм действия сторон в ситуации, где И. Пригожин победоносно разрешил острое противостояние фундаментальных теорий классической физики и ряда «эмпирических высказываний» («отклонений» по Куну) и заложил начало новой физики. Характеристика ситуации подобного противостояния довольно тонко и откровенно дана И. Лакатосом. Он в своем описании, разумеется, держит сторону традиционных теорий, ведет речь об их защите и фактически раскрывает механику преднамеренных усилий по обороне консервативных позиций в науке. Свою общую оценку он подкрепляет высказыванием Гемпеля: «Наука дает множество примеров, когда конфликт между хорошо подтвержденной теорией и каким-то не поддающимся объяснению результатом эксперимента прекрасно разрешается тем, что последний признается как бы не имевшим места» [8, 45-46]. Обратим внимание на то, что здесь еще раз подчеркнута стандартная для науки ситуация конфликта. Упроченной в науке теории противостоит эмпирический факт, уже открытый, замеченный и обозначенный термином. Проведенная операция выведения контрфактора в ранг знания ceteris paribus», т.е. якобы ceteris paribus оценена как удобный и легкий прием. Такого рода переинтерпретация эмпирического факта осуществлена не случайно, ибо она «любую теорию можно спасти от контрпримеров». Дело в том, что контрпример, взятый в четких границах с.р., оказывается включенным в состав опровергаемой им теории. Он теперь подлежит рассмотрению и опровержению только вместе со всей теорией. И вообще, как заключает далее И. Лакатос, в таких случаях «оценке подлежит не отдельная теория, а ряд или последовательность теорий». Значит, можно считать, что такими усилиями защита сооружена, и защищенной оказывается вся теория. Тогда в случае анализа, осуществленного И. Пригожиным, напрашивается вывод, что вся классическая физика на протяжении трех столетий имела подобную защиту?! Вместе с тем нельзя не признать, что для истории классической физики весьма характерны такие случаи, когда при всей достоверности контрпримера он просто подвергался навсегда забвению. Еще чаще признание просто оттягивалось на многие десятилетия

Выходя на обнаруженные им контрпримеры (неравновесность, нестабильность, неустойчивость и др.), И. Пригожин тоже производит их переинтерпритацию. Он обращается в пространство нелинейной термодинамики, где выявляет наличие всех негативно обозначенных свойств в их ином качестве и формулирует теорию сложных самоорганизующихся систем. Категориальный керн понятийного аппарата этой теории образует корпус бывших составляющих с.р. При этом устраняются следы дихотомии языка науки. Из вновь сочетаемых попарно категорий образуются понятия, способные выразить целостность и многообразие мира, дуальность проявления его свойств и связей. Так завершается легатимация языка новой физики.

Завершение методологической рефлексии над механизмом ceteris paribus требует обращения к интенциональности (лат. intento - «устремлять», «направлять»). Это предметная направленность сознания субъекта. В одних философских концепциях интенциональность означает состояние сознания, его направленность, соотнесенность с предметом опыта и включает переживания субъекта - его веру, страх, надежду и пр. В других осмысляется работа самого сознания, направляемого на объект любой природы, как рефлексивный акт над потоком психологических переживаний - «сознание о...». Как отмечено у Т. Куна, оказавшись перед выбором теорий, исследователи неосознанно или, наоборот, глубоко осознанно действуют «не вопреки тому, что ученым свойственно все человеческое, а именно по этой причине» [12, 193]. Иными словами, всякая человеческая деятельность предполагает включение интенциональности. Этим и обусловлено, что чрезвычайно индивидуально, по- разному интерпретируется, то есть понимается и оценивается каждый с.р.

Различным может быть и исход из ситуации, его порождающей. Э. Тоффлер предложил термин с.р. как обозначение расхожего приема в практике исследователей и и характеризовал его как весьма удобный трюк. Наш анализ показывает, что ceteris paribus может дать различный исход.

Теперь посмотрим, существуют ли феномены ceteris paribus в наше время? Как они проявляются и можно ли обнаружить их в омуте информационных инноваций сегодняшнего дня и в тихих заводях забытых и забываемых научных трудов? Обратимся к самым свежим событиям. Журнал «Вопросы философии» (J№ 9, 2006) опубликовал материалы круглого стола с обсуждением темы «Синергетика, перспективы, проблемы, трудности». Речь шла в основном о трудностях становления нового знания. Заслуживает внимания то, что говорилось о научных школах мира, о развитии синергетики в России. Так, отмечая значимость школы С.П. Курдюмова, его научных и философских идей, Е.Н. Князева обратила внимание на одну особенность идей отечественной синергетики. «Сергей Павлович - сказала она, - всегда сетовал на то, что работы, в которых излагались ключевые, полученные его школой результаты моделирования сложных спектров структур-аттракторов в открытых и нелинейных средах публиковались уже с 1970-х годов, но не вызывали интереса научного сообщества. Мощнейшие идеи о сложных спектрах структур, возникающих в режимах с обострением, о законах нелинейного синтеза сложных структур, о коэволюции как искусстве «жить вместе», результаты, подобных которым нет ни в школе И. Пригожина, ни в школе Г. Хакена, фактически были уже получены 30-40 лет назад и подробно излагались в толстых научных монографиях типа «Современные проблемы математики»., в солидных научных специализированных журналах, но практически оставались без внимания и в России, и за рубежом. Почему?»

Ответ на вопрос дала сама Елена Николаевна в заключении к книге, написанной совместно с С.П. Курдюмовым, но выпущенной уже ею самой. В этом ответе призыв откликнуться, не оставить без внимания неоценимое наследие своего учителя, крупнейшего мирового ученого, отдавшего все силы становлению нового мышления. «Научное сообщество отнюдь не всегда было готово воспринять и осознать идеи С.П. Курдюмова. Сергей Павлович опережал свое время, будучи по складу своего ума не только математиком, но и мыслителем, философом» [10, 232-237]. Вот вам пример самого свежего ceteris paribus: ученый с мировым именем, директор Института прикладной математики, член-корреспондент АНР АН ушел из жизни 4 года назад, но несколько десятилетий у него на глазах огромной ценности его труды уже уходили в небытие при благоговейном почтительном молчании учеников и коллег. Его, опередившего время, оставили в одиночестве. А ведь идеи С.П. Курдюмова так необходимы людям - и сегодня, и в будущем.

Другим примером невостребованности идей, концепций, методологических разработок, крайне необходимых именно сегодня специалистам различных наук, да и самим философам-методологам с их растущим долгом перед наукой, остро нуждающейся в методах познания понятных и действенных. Ни системный метод, ни тем более деятельностный подход для наук постнеклассического периода с его объектами, развивающимися в столь напряженном режиме, не составляют пока необходимой поддержки и опоры. Тем не менее, обращение к состоянию, например того же деятельностного подхода (взять хотя бы материалы «Круглых столов», проведенных в 1985 и 2001 гг.) свидетельствует, что наши современные философы и методологи так и не сделали этот метод действенным. Состояние науки требует незамедлительного перехода к междисциплинарному, проектно-комплексному изучению сложных систем реальности. Между тем, ровно полвека назад были опубликованы материалы, имеющие прямое отношение к этой проблеме, но удостоенные умолчания. Сообщение о них ныне прозвучало только в связи с другим значительным открытием [5 , 65-66]. Обратимся к нему.

Всемирно известный экономист, лауреат Нобелевской премии В.Леонтьев в статье методологического характера сделал ряд выводов о состоянии академической науки и о проблеме междисциплинарного сотрудничества, выводов, как он сам полагал, вынуждающих экономистов, психологов, политологов и антропологов определить свои позиции. Участие экономики, психологии и многих других наук в междисциплинарных исследованиях требует отказа от методологического параллелизма, но каждой наукой применяется свой специфический тип анализа общего сложного объекта. При этом выявляются «свои» законы в его развитии, описываемые собственным аналитическим аппаратом. Однако развившись абсолютно независимо, эти науки в рамках междисциплинарных проектов остаются не взаимодействующими между собой. Одна избранная дисциплина попирает паритет всех остальных и добивается выбора монистической, своей интерпретации результатов исследования, исключая тем самым практически плюрализм решения.

В. Леонтьевым предложен метод систематического исключения невозможных последовательностей [9, 35], где разработан новый подход к выбору дисциплин и их вкладу в общую интерпретацию модели исследуемого объекта. Принцип, согласно которому ни одной, даже достаточно высокоразвитой, автономно выступающей науке не под силу исчерпывающая интерпретация свойств сложного объекта, требует обеспечить взаимодействие всех участвующих наук. Они должны, по словам В. Леонтьева, для подлинного взаимодействия «обрести готовность переходить от одной интерпретации к другой», выявляя сопряженные зоны знания об объекте каждой из них. В итоге попарного сравнения образуется комбинация подходов, наилучшим образом приспособленная к изучению объекта в рассматриваемой ситуации, как возможное единство всех альтернативных позиций. В. Леонтьев был уверен, что «такой метод может превратить науку, которая раньше практически не привлекалась для анализа определенной ситуации, в самый важный, может быть, единственный элемент наиболее эффективной схемы объяснения» [9, 35].

Неужели методу Василия Леонтьева грозит участь ceteris paribus в анналах методологии?

Возьмем еще пример [13, 53-57]. Пять лет назад Шведской Королевской академией были объявлены имена двух новых лауреатов Нобелевской премии по экономике. Один из них - психолог, профессор Принстонского университета Даниел Каниман был отмечен «за исследование реального поведения экономических субъектов в условиях современной рыночной экономики». Другим лауреатом был объявлен Верон Смит из университета Джорджа Мейсона «за применение лабораторных исследований в качестве средства эмпирического анализа экономики». Нобелевский комитет выразил принципиальную приемлемость для экономической науки психологических исследований, зафиксировал реальную значимость психологических исследований для экономической практики. В частности, последних экспериментальных разработок с их воплощением лабораторного тестирования альтернативных рыночных схем и механизмов, их воплощение в реальной экономике. Премия была официальным признанием (и в научном сообществе, и во всем современном мире) того, что абстракция «экономический человек» неэффективна для постижения сложнейших процессов в сфере экономики новых наукоемких отраслей современного жизнепроявления.

Важным условием обретения экономическими процессами человекомерности явилось именно приложение достижений практической психологии в области разработок лабораторных исследований поведения человека. Был выявлен человек, включенный в экономические процессы и проявляющий совершенно иные свойства, чем свойства традиционного homo economicus, на которого опиралась экономика вплоть до начала XXI века. Здесь, как и в традиционной физике, модели были упрощены, но наука продолжала свой триумфальный путь, довольствуясь изображением и изучением простых моделей. Таким образом ceteris paribus для психологии и ее методов исследования реальных субъектов рынка закончился. Состоялась ее легализация.

Обращаемся еще к одному феномену ceteris paribus. На полвека ранее Томаса Куна, создавшего первую модель развития науки, обвинили в иррационализме, психологизме, субъективизме и упрекали за то, что он выбор теории отдает «на прихоть психологии». Речь шла о выборе новой парадигмы, когда, по словам Куна, «отдельные ученые принимают новую парадигму по самым разным соображениям и обычно сразу по нескольким различным мотивам». [12, 193]. Он, в свою очередь, задавал недоуменный вопрос: «Как философы науки могли так долго пренебрегать субъективными началами, которые, они это легко принимали, регулярно участвуют в выборе теории, совершаемом отдельными учеными. Почему эти начала казались им признаками исключительно человеческой слабости, а не природы научного знания?» [11, 61-82]. Почему исследователи умалчивали о психологических свойствах исследуемых субъектов деятельности и своих собственных также, хотя не могли не видеть их повсеместного проявления и влияния на социальные процессы?

Приведенные здесь образцы с.р. и им подобные, иногда с нашим участием образуемые сегодня, будут ждать своего переоткрытия усилиями будущих поколений исследователей. Тогда именно еще раз подтвердится дуальность функции с.р. в нелинейном поступательном развитии Науки, воплощающем могущество самопознающей Природы.

Литература

1. Буданов В.Г. Принципы синергетики и язык // Философия науки - М.: ИФ РАН, Вып. 8, 2002. - С. 350.

2. Вернадский В.И. О научном мировоззрении // Вернадский В.И. О науке. - Дубна: Фенікс, 1997. - С. 11-68.

3. Дмитриева М.С. Легитимация психических свойств человека творящего // Наука і освіта. ПНЦ АПН України. - 2007. - № 4-5. - С. 53-57.

4. Дмитриева М.С. Обнаруженные обнаружения или ceteris paribus // Наукове пізнання: методологія та технологія. - Одеса, 2004, Вип. 1. 13. -С. 31-35.

5. Дмитриева М.С. Сбывшееся пророчество или интеграция наук через экстраполяцию метода // Дні науки філософського факультету - 2008. Міжнародна Наукова конференція. - Частина VII, 2008. - С. 65-66.

6. Дмитриева М.С. Через лигитимацию к дуальности понятий // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса. - М.: Современные тетради, 2005. - Т. 1. - С. 81-82.

7. Дмитриева М.С., Мезинов Ю.Д. Традиционность революционного утверждения синергетической парадигмы / Наукове пізнання; методологія та технологія. - Вип. 1. 99 (3). - С.29.

8. Лакатос И. Фальсификация и методология исследовательских программ // Методология исследовательских программ. - М., 2003. - С. 26-28, 53-57, 182.

9. Леонтьев В. К вопросу о плюралистической интерпретации истории и проблеме междисциплинарного сотрудничества // Экономическое эссе. - М., 1990. - С. 35.

10. Князева Е.Н. Идеи должны принадлежать миру // Курдюмов С.П., Князева Е. Н. Синергетика. Нелинейность времени и ландшафты коэволюции. - М.: Ком. книга, 2007. - С. 232-213.

11. Кун Т. Объективные ценностные суждения и выбор теории // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей запада. Нелинейность время и ландшафты коэволюции. - М.: Ком. книга, 2007. - С. 232-237. Хрестоматия. - М.: Логос, 1966. - С. 61-82.

12. Кун Т. Структура научных революций. - М.: 1975. - С. 193.

13. Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. - 1991. № 6. - С. 46-52.

14. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. - М.: Прогресс, 1994. - С.69.

15. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса - М.: Прогресс, 1986. - С. 53-54.

16. Тоффлер Є. Наука и изменение // Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Предисловие. - М.: Прогресс, 1986. - С.1