М.Б. Боревой

Анализируется проблема человека, его религиозно-экзистенциального измерения в контексте философских воззрений С. Кьеркегора.

Ключевые слова: экзистенция, самосознание, неклассический тип мышления, индивид.

Постановка проблемы. С обнаружением неклассического типа мышления С. Кьеркегор «открывает» новое, не свойственное объективному идеализму, понимание человека.

Анализ исследований показывает, что господствующий тезис Г егеля о том, что человек - это самосознание, в философии С. Кьеркегора заменяется положением: человеческое я - есть отношение к самому себе, экзистенция или самобытие. «Человек есть дух. Но тогда - что же такое Я? Я - это отношение, относящее себя к себе самому, - иначе говоря, оно находится в отношении внутренней ориентации такого отношения, то есть Я - это не отношение, но возвращение отношения к себе самому [2, с. 255]». Это сложное взаимодействие человеческой личности и ее Я, подразумевает бесконечную гирлянду индивидуальных, глубоко субъективных переживаний. Они подчас ускользают из языковых описаний, а тем более от философского анализа. «Известно, что целые рассуждения проходят иногда в наших головах мгновенно, в виде каких-то ощущений, без перевода на человеческий язык, тем более на литературный. Потому что ведь многие из ощущений наших, в переводе на обыкновенный язык, покажутся совершенно неправдоподобными. Вот почему они никогда и на свет не являются, а у всякого есть [1, с. 244-245]». Но именно внутри этой, потаенной от слов, тончайшей ткани переживаний и проявляется, в конечном итоге, подлинная реальность индивидуального человеческого бытия. Тонко ощущая этот внутренний мир, С. Кьеркегор всей силой своего яркого литературного таланта раскрывает в человеке новую человечность - экзистенциальную, онтологически пронизанную верой. Это открытие практически не прозвучало и никого не затронуло при жизни С. Кьеркегора, однако впоследствии оказало огромное влияние на литературу, породив немало гениев, лауреатов Нобелевской премии, сформировав самостоятельную философскую традицию, одну из наиболее влиятельных в ХХ в.

Целью исследования является проблема человека, его религиозноэкзистенциального измерения в контексте философских воззрений С. Кьеркегора.

Новая человечность - экзистенция, по его словам, - лишь аббревиатура, общепринятое сокращение, своего рода сжатая шифровка, не поддающаяся никакой объективации бытия человека, которое только сам он и может открыть изнутри, точнее - эмоционально пережить. Но это значит, что как раз экзистенция и оказывается той предельно универсальной формулой существования, которую мы можем надеяться вывести. По словам Кьеркегора, существование не является каким-либо точным определением или предикатом - оно само есть наилучшая форма для всех определений и предикатов. Иначе говоря, экзистенция фиксирует лишь ускользающую данность, момент открытости человеку его бытия, она попросту обозначает тот уникальный факт, что в данное мгновение, я еще есть, осознанно существую, продолжаю жить, продолжаю смотреть на этот мир своими живыми глазами. Все прочие философские категории и обобщения просто «нанизываются» на это предельно острое ощущение собственного существования. Они как бы расшифровывают эту фундаментальную категорию, многообразно окрашивая ее, наполняя ее конкретным смыслом. Это открытие «экзистирующего человека» вылилась у Кьеркегора в создание новой онтологии - онтологии, в которой весь мир как бы зависает на кончике иглы на уникальном переживании данного момента, как момента. Мгновение, в котором я еще или уже живу? Как я существую? Своеобразие этого мгновения «данности» состоит также и в том, что оно не членится дальше, а значит, не может быть подвержено объективному анализу. Оно каждый раз выдвинуто в ничто. Гений Рильке языком поэзии так выразил это: «Как мне вместить Твой час, чреватый пространством? - этот час, когда Ты весь отдавался голосам. Ничто - как гвозди в язвах, Святый. Творение тебе - бальзам. Теперь Ничто врачует нас. Нас выпили былые лета, избавив от горячки, - это мы в шатком обмороке света пульс бездны чувствуем подчас.

Ничто под нами. Ничего. Лежим, заткнув собою щели. А Ты растешь без всякой цели в тени от Лика Своего [7, с. 29-30]». Вот здесь, в точке наивысшей неопределенности, беспочвенности, негарантированности и неподтвержденности человеческого существования, впервые обретается известная ясность. Просветляется неведомый дом бытия. Но как можно найти в этом мучительном состоянии смысл существования моего я? Все дороги ведут к тому, что смысл человеческой экзистенции не в этом холодном мире, а где-то между мирами, не в горизонте видимого и обустройстве внешнего, а в странствии и становлении своего я. Экзистенция - это моя, сугубо специфическая и уникальная реальность, которую я никак не могу передать другому никакими средствами объективно-очерченного мира. Для философии вообще, высшее - это мысль о предмете познания, наилучшая форма, наилучшая оболочка для такой мысли - сухие и точные классификации мышления, категорий разумного знания. У Кьеркегора мы с самого начала сталкиваемся с ясно выраженным убеждением: экзистенцию невозможно знать, в ней можно только пребывать. Очевидно, что нужно признать: философия - это болезнь разума. Болезнь глубокая и тяжелая. Причина ее - страх. Следствие - вечная борьба за возможность. За бессмертный свет в конце пути. А. П. Чехов в повести «Три года» замечательно высказывается по этому поводу: «Хорошо бы в самом деле воскреснуть и потом полететь куда-нибудь на Марс, быть вечно праздным и счастливым, а главное, мыслить как-нибудь особенно, не по-земному. Никакая философия не может помирить меня со смертью, и я смотрю на нее просто как на погибель. Жить хочется [10, с. 288]».

В философии С. Кьеркегора, построенной на принципах экзистирую- щего человека, а не на трансцендентальной субъективности, человек предстает не в виде некой опытно-теоретической завершенности, но, скорее, в постоянной изменчивости и глубинной внутренней противоречивости. Но коль скоро внутреннее противоречие оказывается непременным свойством человеческой природы вообще, свойством, которое не может быть преодолено или как-то гармонизировано, снято, - сама эта человеческая сущность всегда остается глубоко трагичной. Другое дело, что на пути к Богу, на пути к истинной вере человек может проходить через разные дороги, на каждой из которых внутренняя трагедия его жизни разыгрывается по-своему. С точки зрения Кьеркегора, существуют три основных типа экзистенции, или три модификации человеческого существования: эстетическая, этическая и религиозная, причем разложены они именно в этой последовательности, так что первые два типа, по сути, выступают как предварительные этапы на пути к экзистенции религиозной. Представление Кьеркегора об эстетической стадии существования в значительной степени навеяно идеями немецких романтиков. Человек, существующий эстетически, всегда бежит из реального мира в некую идеальную конструкцию, он пытается ускользнуть в мир, создаваемый усилием собственного воображения. В немецком романтизме высшим примером идеального мира признавалась эстетическая реальность, создаваемая в момент художественного творчества. Кьеркегор несколько расширяет представление об эстетизме как жизненной установке: для него эстетиком является не только художник, но и вообще всякий человек, для которого значимо, прежде всего «наслаждение внешним». Разумеется, истинное наслаждение - это не просто банальное удовольствие, но, скорее, полная погруженность в эстетизированную реальность; при этом для Кьеркегора создание и, скажем, восприятие произведений искусства в экзистенциальном плане оказываются равнозначными. Главное в эстетической позиции - это попытка человека организовать и украсить всю свою жизнь, основываясь на собственных силах и возможностях: таланте, фантазии и тому подобном. Вместо реального мира главным для «эстетика» (в Кьеркегоровском понимании термина) оказывается свой выстроенный мир. Вопрос о реальном воплощении таких установок становится несущественным, второстепенным. Более того, полная актуализация воображаемого мира расценивалась бы «эстетиком» как некая ирония. В этом смысле наиболее выигрышная позиция здесь - романтическая ирония. Начиная с первой своей крупной работы - магистерской диссертации, посвященной Сократу («О понятии иронии. С постоянной оглядкой на Сократа»). Кьеркегор не устает напоминать о том, что всякая ирония основана на несоответствии возможного и реального, желаемого и действительного. Однако он показывает, что романтизм всегда предельно абсолютизирует это противоречие, делая его тотальным, и замыкает индивида в пределах этой стихии идеального. Эстетический способ существования Кьеркегор называет демоническим нарциссизмом; человек здесь напрочь отказывается рассматривать прекрасный мир возможного в перспективе его реализации. В результате творческой деятельности художника возникает особая эстетическая реальность - прекрасное, смысл которого полностью исчерпывается в наслаждении. Тогда творчество гения, по Кьеркегору, - это крайняя форма демонизма, проявляющаяся в создании совершенно новых эстетических принципов и образов. Правда, «свобода от действительности», практикуемая «эстетиком», конечно во многом иллюзорна. На эстетической стадии существования человек стремится стать самовластным, он хочет зависеть лишь от собственных своих установок, от продуцирующей способности собственного воображения. Однако наличная действительность, вторгающаяся в этот замкнутый мир, захватывает индивида врасплох, вызывая в нем - помимо его воли - те или иные душевные движения, то есть образы и реакции, источник которых лежит уже вне самого индивида.. Кьеркегор пишет, что мы можем сколь угодно долго стоически готовить себя к трагическим и болезненным переживаниям, но даже тут действительность все равно насильно вторгнется и сломает предварительно заданные образы, стоит только нашему сердцу вдруг невольно откликнуться на случайную радость. По сути, это означает, что эстетическое существование требует от индивида огромных усилий, постоянного самоконтроля, и в какой-то степени даже самообмана. Это свободное, самовластное наслаждение достигается редко и не может быть хоть сколько- нибудь длительным. Эстетическое существование, как пишет Кьеркегор, состоит из множества разрозненных, ничем не связанных между собою моментов. Вот это-то отсутствие внутренней цельности и порождает отчаяние, с неизбежностью настигающее «эстетика». Бросив вызов наличной действительности, он терпит поражение, так как опирается лишь на собственные силы: эстетическое существование заведомо трагично. Но преодоление отчаяния предполагает отказ от эстетического томления по несбыточному. Преодоление отчаяния возможно лишь через возвращение действительности. Именно так, по Кьеркегору, и начинается следующий этап в поступательном движении экзистенции к «истинному христианству» - этическому существованию.

Этическая экзистенция располагает набором вполне устойчивых, надежных связей с миром. Действительность бросает вызов человеку, действительность постоянно встает перед ним как череда поставленных задач. Решая эти задачи, «этик» исходит из «моральной непрерывности собственного я». Всякий мой выбор - это лишний кирпичик в построении моей личности, это еще один, дополнительный штрих, создающий неповторимый рисунок моей индивидуальности. Однако в отличие от «эстетика», для которого его собственная персона распадается на ряд потенциальных возможностей, «этик» считает, что реализация своего я - это задача, которая вполне поддается осуществлению. Мы выбираем свое я вполне свободно, однако конкретные задачи, создающие поле выбора, выдвигаются наличными обстоятельствами самой жизни. Для Кьеркегора, этическая экзистенция в целом стоит гораздо выше эстетической. Это стадия зрелости, ответственности, способности принимать самые жизненные и трудные решения. Может быть, единственное, что с сожалением приходится оставить на предыдущей стадии, - это любовь к украшениям жизни, к изяществу мысли, побуждающее нас к художественному творчеству. «Эстетик» вовсе не обязательно выплескивает свою тревогу и отчаяние в художественном творчестве, однако «этик» к этому попросту не способен. В этом смысле Лев Шестов, в своей знаменитой книге «Киркегард и экзистенциальная философия» по большей части интерпретирующий Кьеркегора своенравно, тем не менее, очень тонко чувствует связь эстетической стадии с религиозной - через пространство этики. Только в сфере религиозного существования человек возвращается к истинной сути, пересоздавая свою душу в своем предстоянии перед Богом и в резонанс с божественным творением. По словам самого Кьеркегора, творчество человека на эстетической стадии как бы отражает религиозное начало, но в своеобразной «сокращенной перспективе». Но даже последовательно проводимая этическая установка не может избавить человека от отчаяния. Мы можем быть глубоко нравственны, можем настойчиво следить за тем, чтобы каждое мгновение выбора было этически окрашено, и, однако же, самые высокие принципы не могут избавить человека от страха смерти, от ощущения ничто, что сразу же под поверхностью этического лежит пропасть неуверенности, тревоги, зыбких оснований. Одним словом, осознание неустойчивости и негарантированно- сти собственного бытия. Тем не менее, индивид, теперь уже научившийся решительно выбирать себя, в состоянии сделать следующий шаг, выводящий его в сферу религиозного.

На религиозной стадии возможность преодоления отчаяния оказывается связанной с абсолютно недостоверным, абсурдным с разумной точки зрения принятием бытия Бога и, следовательно, парадоксальной веры в вечную жизнь. Кьеркегор вполне отдает себе отчет в том, что природа христианской религиозности насквозь противоречива: «Человеческое Я» только тогда выздоравливает и освобождается от отчаяния, когда оно - в силу все того же отчаяния - начинает основывать себя в Боге. Парадоксальность религиозной позиции проявляется еще и в том, что она вовсе не исключает трагизма. Напротив, только здесь трагизм становится вполне осознанным - и потому еще более глубоким. Вместо сверхчеловека Ницше трагедия выбирает действующим лицом «маленького» человека, «несчастное и болезненное» сознание каждого из нас. И может быть, главный парадокс заключен в том, что поступки и переживания такого героя - если их рассматривать экзистенциально - тут же приобретают глубочайший смысл, расширяются во весь горизонт, становясь значимыми для всех. Описание же экзистенциального опыта «единичного» человека неизбежно превращается в раскрытие универсальных структур человеческого бытия. Сведение человеческого бытия к экзистенциальным модификациям, равно как и обнаружение его глубинной трагичности означало, по сути, что само это бытие уже не может быть выражено в жестких понятиях, описывающих онтологические структуры. И тут Кьеркегор снова, на свой лад, продолжает традиции литературы романтиков: на смену научной форме философствования приходит так называемое «косвенное сообщение», основанное на амбивалентных способах описания и изложения. Избранный Кьеркегором косвенный способ философствования включает в себя широкое использование псевдонимов. Они то и предполагают фрагментарность изложения, намеренную незавершенность и несистематичность. На первый взгляд, сочинения Кьеркегора чрезмерно усложнены - часто в ущерб здравому смыслу или общепринятому «хорошему, ясно-опрятному тону», принятому в философствовании. Они афористичны, иносказательны, полны парадоксов и экивоков, перегружены бесконечными сравнениями, отступлениями, оговорками и повторами. По своим формальным признакам они больше походят на художественные мозаичные произведения, чем на философские трактаты. Однако даже если внешняя форма произведений Кьеркегора и напоминает скорее произведения беллетристов-романтиков, не следует забывать, что целью было вовсе не достижение красоты и изящества стиля. Вместо реализации капризной и ранимой чувственности мы имеем дело со своеобразным утверждением христианской религиозности и оригинальными трактовками веры. Главное - не просто дать выговориться каждому псевдониму, но создать особое проблемное поле смысла, внутри которого только один читатель имеет право на окончательный вердикт. Все дело в том, что, по мысли Кьеркегора, в современную эпоху - эпоху упадка христианских ценностей, читатель склонен полностью, игнорировать саму личность Христа. Усваивать в лучшем случае лишь учение о нем, а значит, рассматривая Христа как некоего анонима. Тогда главным становится учение, учение становится всем. Вследствие этого человек воображает, будто все христианство есть чисто непосредственное сообщение. В действительности же учитель здесь важнее, чем само учение. Установка на амбивалентность, неустойчивую зыбкость послания, обусловлена желанием датского мыслителя принудить, даже вечно сомневающегося и скучающего читателя сделать шаг к личному выбору и личному присвоению христианских истин веры.

Использованная литература

1. Достоевский Ф. М. Рассказ «Скверный анекдот». Избранная проза.

- СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2007.

2. Кьеркегор С. Страх и трепет. - М.: Республика, 1993.

3. Кьеркегор С. Несчастнейший. - М., Библейско-Богословский Институт св. Апостола Андрея, 2005.

4. Кьеркегор С. Наслаждение и долг. - К., 1994.

5. Кьеркегор С. О понятии иронии / Пер. и прим. А. Коськовой и С. Коськова // Логос.- 1993. - № 4.

6. Кьеркегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам» / Пер. с дат. Д. Лунгиной // Логос. - 1997. - № 10.

7. Рильке Р. М. Часослов. - М., «Издательство АСТ», 2002.

8. Шестов Л. Киркегард и экзистенциональная философия. - М.: Прогресс, Гнозис, 1992.

10. Чехов А. П. Рассказы и повести. - Воронеж, Издательство Воронежского университета, 1982