С.С. Бескаравайный

В данной статье анализируются изменения методологических предпосылок рационализма в философии середины XVII века, вызванные необходимостью его практического применения.

Ключевые слова: научная рациональность, научная революция XVII века, методология научных исследований.

Актуальность методологической проблематики - неизменно высока. Новые способы постановки вопросов, решения задач, формулировки выводов увеличивают возможности человека.

Научную революцию XVII в., как правило, связывают с рядом методологических работ ведущих авторов - Ф. Бэкона, Р. Декарта, Г. Галилея [1, 2]. Рационалистическая дедукция Р. Декарта, индуктивный эмпиризм Ф. Бекона известны нам как наиболее «эталонные», классические образцы мысли. Они не могли существовать в одиночестве: современники спорили с их создателями, пытались перекроить методы под свои нужды, многие приходили к аналогичным заключениям независимо. Во Франции, одновременно с распространением картезианства, предпринимались попытки создания альтернативных методологий. П. Г ассенди критикует Р. Декарта за отказ использовать сведения, полученные опытным путем, за искусственное занижение количества знаний, принимаемых в качестве достоверных [3, с.415] - это была критика с позиций эмпиризма. В «малых школах» Пор - Рояля преподавалась оригинальная версия рационалистической философии, схожая с декартовой, но и отличная от нее. Примером альтернативного взгляда современников на рационализм может служить работа Б. Паскаля «О геометрическом уме» [13] - при самом горячем одобрении деятельности Р. Декарта она противоречит методологическим установкам картезианства. Потому предметом данной статьи выступает метод, используемый Б. Паскалем.

Анализ исследований. Творчество Б. Паскаля анализировалось неоднократно. В первую очередь, исследователей привлекает трагичность судьбы человека, в душе которого вера и наука так и не смогли примириться, что привело к надлому личности [4, с. 239-247]. Его рассматривают как культурного диссидента, пошедшего против духа времени [17]. Он также интересен своими теологическими и математическими работами [18].

Однако метод, используемый Б. Паскалем, реже становился основным объектом исследований. В наиболее общих, хрестоматийных обзорах его классифицируют как картезианца [11, с. 375]. Но при сравнении его метода с методом Р. Декарта раскрываются противоречия. Л. И. Филиппов противопоставляет паскалевский интуитивизм - декартовому дедуктивизму, приписывая Б. Паскалю чуть ли не эмпиризм [16, с.138]. Г.Я.Стрельцова замечает, что Б. Паскаль уходил от крайностей рационализма, не абсолютизировал противоречия истины и лжи [15]. Она прямо сравнивает пункты методов Р. Декарта и Б. Паскаля, находя основное различие в отправных точках рассуждений, в «первых понятиях».

Изложение основного материала. Каковы же были объективные причины, толкавшие философов к созданию методов схожих, но при этом различающихся? Одним из самых острых философских противоречий того времени было расхождение между совершенным, безошибочным методом и возможностью его применения. Эта проблема актуальна и сегодня: ученый и инженер, выбирая методы для своих изысканий, нуждаются в критериях такого выбора. Истоки формирования таких критериев следует искать именно в то время, когда развивалась тесно связанная с техникой методология, и появлялись методы внешне схожие, но в своих обоснованиях различные. Выявленная причина увеличения количества альтернативных методов позволит установить критерий выбора оптимального.

Картезианский рационализм заявлял о своей необыкновенной, по сравнению со схоластикой, легкостью: «вы охотно усмотрите здесь более легкий путь и истины, кои я изложу, будут хорошо вами приняты, хотя я и не заимствовал их ни у Аристотеля, ни у Платона» [6]. Действительно, метод, который можно выразить в 4-х правилах, просто использовать в рассуждениях. Но проще ли использовать его при исследованиях? Потому объектом данной статьи выступает аксиоматическая основа рационализма, в её сравнительных особенностях у Р. Декарта и у Б. Паскаля.

Для устранения заблуждений Р. Декарт требует исходить из минимального количества точно установленных сведений. Поскольку ошибка может возникнуть либо из неверных предпосылок, либо из неправильного применения метода, а сам метод очень прост, то ошибочные предпосылки становятся наиболее уязвимым для погрешностей местом. В итоге, проходя через сомнение абсолютно во всем, Р. Декарт кладет в основу знания только одну истину: cogito, ergo sum. И только потом, не оставляя за спиной ничего непознанного, можно решать встающие на пути проблемы. В единстве всех сделанных выводов - залог их верности и критерий надежности.

Но в технике и науке это качество рационализма оборачивается его недостатком. В науке того периода присутствуют тысячи неясных моментов, препятствующих самому ее существованию, а Р. Декарт требует отказаться от познания «темной материи» (второе правило для руководства ума). Немногие достоверно известные факты не включены в общую картину мира: порой непонятно, отчего происходит то или иное природное явление. Рационалистическое рассуждение легко начать, но чем дальше двигаться в объяснении природных явлений - тем труднее удерживать его непротиворечивость. История картезианства показывает, что физические гипотезы, выдвинутые его сторонниками, несколько десятилетий были на острие развития науки, а потом начали уступать позиции корпускулярным теориям. Рассуждения, не подкрепленные систематической экспериментальной деятельностью, показали себя сравнительно ограниченным инструментом познания мира. К середине XVIII в. гипотезы о вихревом движении как основе солнечной системы начали исчезать из научного обихода.

Наблюдалось противоречие: рационализм, будучи одним из самых совершенных методов того времени, не мог быть результативно применен ко всем известным человеку явлениям, следовательно, не могла одномоментно сложиться цельная и непротиворечивая рационалистическая картина мира.

Что было делать ученым, современникам Р. Декарта, стремящимся к рациональному образу рассуждений, но не могущим или не желающим следовать во всем примеру Картезия? Необходимо уйти от описанного противоречия. Но чем определялось направление их действий? Во многом - социальным положением науки. Необходимость получения конкретных результатов от научных исследований проявлялась все острее - шел процесс объединения научного и технического знания. Из-за этого критерий достоверности не мог являться единственным при познании мира.

Чтобы понять это, необходимо использовать понятие научной рациональности. Примем следующее определение: научная рациональность - свойство научного знания, определяющее его гносеологические возможности. То есть критерий достоверности не может быть единственным при познании окружающего мира - так мы никогда не сможем его познать. Но и постижение истины не может быть совершенно оторванным от среды, в которой происходит.

Так по каким же параметрам, в чем различаются методологии Б. Паскаля и Р. Декарта?

Прежде всего - это отказ от бесконечного поиска истины. Б. Паскаль в ее постижении выделяет три элемента: обнаружение, доказательство и ограничение от лжи [13, с.67], причем сразу заявляет, что будет заниматься лишь вторым и третьим. Казалось бы, эти слова опровергают предыдущие построения: Б. Паскаль не стремился к эффективному познанию, а лишь к упорядочиванию уже познанного. Однако кому и можно адресовать подобный упрек, то только не Б. Паскалю - изобретателю счетной машины, исследователю и новатору. Он не меньше Р. Декарта протестует против бесконечных схоластических построений. В чем же дело? Б. Паскаль, в отличие от Р. Декарта, больше привержен формализму: он заявляет, что стремится максимально приблизить свой метод к математике - как к самой достоверной науке, на то время демонстрирующей лучшие результаты в познании мира. То же самое заявляет и Р. Декарт. Однако Р. Декарт, постулировав многие из своих требований, во многом остался шире их: недоверие к экспериментам не мешало ему в вопросах о человеческой анатомии прямо ссылаться на вскрытия [10]. В части шестой «Рассуждений о методе» говорится, что чем дальше мы будем двигаться вперед, тем больше нам нужно будет опытов [8]. Р. Декарт и не стремился достигнуть той безупречно-математической формы доказательств, которую позже представил Б. Спиноза - работы французского философа направлены в том числе и на познание физических явлений, и в этих работах слишком много он вынужден был взять из эмпирических данных [7, 10].

То есть Б. Паскаль столкнулся с противоречием - он стремился идеально строго соблюдать те вводные, которые предваряют организацию рационалистического картезианского метода, и это практически сразу начинает приводить к противоположным, чем у Р. Декарта, выводам. Например, Б. Паскаль, в отличие от Р. Декарта, да и от подавляющего большинства рационалистов, не искал основополагающих истин - изначальных аксиом. Присутствуют прямые указания на невозможность дать ясные, исчерпывающие определения даже самым простым вещам. На примере геометрии он демонстрирует, что это практически невозможно. Паскаль прямо говорит, что невозможно «доискаться до самого первого термина» [13, с.71]. Насколько бы мы ясные и простые основания наших слов не представили, они сами, в свою очередь, потребуют собственных, еще более простых обоснований. В частности, он приводит несколько явно ошибочных попыток дать определение времени: каждый раз их авторы приходят к кругу в доказательстве. Действительно, «.геометрия не в силах дать определение ни одному из своих главных объектов - ни движению, ни числу, ни пространству. Тем не менее, именно эти три вещи он главным образом и рассматривает, принимая в процессе исследований имена механики, арифметики...» [13, с.77]. Это бессилие новой философии на тот момент было явным и неоспоримым. Но одновременно преимущества рационализма как метода тоже были неоспоримы - Б. Паскаль называет геометрический метод (читай - рационалистический), хоть и недостижимым, но идеальным.

Потому наука, взяв наиболее ясные, общепринятые формулировки и «самоочевидные» тезисы за аксиомы, должна работать с ними как с истиной [13, с. 77]. Отсутствие определений - скорее достоинство, чем изъян, ведь с очевидными понятиями все и так ясно.

При большом желании в этом постулате можно разглядеть очень многое: от латинской поговорки «Кто будет охранять охранников» и до предвозвестия диалектики вообще и теоремы Гёделя в частности. Но в чём причина такого шага и можно ли считать его недостатком «геометрического метода»? Б. Паскаля вряд ли можно обвинить в научной недобросовестности, стремлении замалчиванием обойти сложную проблему.

С точки зрения логики можно сказать, что его останавливает упомянутая сложность дачи явного определения - у всякой фундаментальной категории очень легко нарушить правило, запрещающее логический круг в определении [12, с.92]. Но причины этого глубже: у Р. Декарта тоже есть очень сходный по духу вывод - то, что является простым и само собой понятным, не нуждается в дальнейшей дефиниции - потому Р. Декарт не стал подробно пояснять каждый термин в своей изначальной аксиоме [9, с. 317]. Это разногласие имеет частично онтологические корни: ведь еще одной проблемой, бросающейся в глаза при сравнении работ Р. Декарта и Б. Паскаля, есть отношение к Богу.

Оба философа занимались теологическими проблемами и пытались доказать современникам собственное понимание верховного существа. Б. Паскаль даже больше, чем Р. Декарт, имел отношение к проблемам религии - через участие в защите янсенизма. Знаменитейшая работа «Мысли» наполнена богословскими вопросами. Есть множество других сочинений, где он, как и Р. Декарт, вполне обоснованно доказывает свое мнение. Но Б. Паскаль фактически отверг принцип, введенный еще Пьером Абеляром - «понимаю, чтобы верить». Для него приоритетом в отношение к Богу были чувства. «Провинциалии» и «Письма» содержат критику схоластики именно как системы понимания Бога. В то время, как у Р. Декарта прямо в «Рассуждениях о первой философии» бытие божие доказывается, Бог встроен в его философскую систему.

Это повлекло за собой важные онтологические последствия. Б. Паскаль черпал уверенность в правдивости окружающего бытия в вере. Часто указывают на отсутствие необходимости того изначального, глубокого обоснования картины мира, которое предложил Р. Декарт своим cogito ergo sum. Для него наличие мира и так было понятно - оно не нуждалось в доказательствах. Следовательно, он исключил вопрос онтологического обоснования метода из своей проблематики.

Чего достиг и что проиграл он этим? С одной стороны, частично устраняется влияние веры на науку. В трактате «О геометрическом уме» мы вовсе не найдем ссылок на авторитет веры в делах науки, да и его математические доказательства практически не смешиваются с теологическими. Но с другой - не затрагивание такого основополагающего для философии вопроса немедленно открывает простор для спекуляций. Вера Б. Паскаля в мир - его личное дело, доказательство Р. Декартом наличия объективной действительности - уже проблема для оппонентов. Когда через сто лет скептик Давид Юм писал, что доказательством правдивости нашего восприятия мира есть «некое чувство в нашей груди» это решительно никого не могло удовлетворить, и одновременно открывало путь к спекуляциям. Как идеалисты, так и материалисты впоследствии зачисляли Юма в ряды своих сторонников.

Нельзя также сказать, что Р. Декарт, опираясь на свое понимание Бога, старался решить вопросы отношения к бесконечности - напротив, он прямо говорит, что о бесконечности рассуждать не следует, а надо просто принять беспредельность вещей, не имеющих границ [9, с.324]. Но, увеличивая количество объектов анализа в своей онтологии, он открывал возможности для такого рассуждения. И когда позднее Б. Спиноза свяжет свойства субстанции, души и Бога в рамках единой картины мира - это будет прямым следствием картезианских предпосылок.

Эти разногласия подводят нас к основной проблеме, к тому главному, что разделяло рационализм Декарта и Паскаля. Противоречие имеет методологические корни, вытекающие из мировоззренческих. Попытаемся разобраться с этим. Оба философа признают неоспоримую истину - наличие сомневающегося субъекта. Эта истина была известна еще со времен Августина. Но у Р. Декарта это - исходный материал для всей системы его философии (Паскаль признает ее новизну), а у Б. Паскаля - рядовая истина в ряду прочих. Проблема, с которой столкнулся Б. Паскаль

- это переход от единственной такой истины к четким понятиям, которые можно использовать на практике. Как увязать абстрактный по сути вывод с множеством конкретных научных достижений, как соединить его с качествами субстанции? Именно этот момент в философии Р. Декарта наиболее уязвим для критики современников. Ведь для совершения этого перехода необходимо допустить наличие врожденных идей - хоть каких-то сведений о внешнем мире, уже заложенных в человеческом разуме и позволяющих ему начать познание. И уже от качества этих идей во многом зависит понимание окружающей действительности. Немедленно возникает множество вопросов: как по составу этих идей (спор будет идти еще полтораста лет и найдет свое воплощение в априорных знаниях у И. Канта), так и по самому их существованию («Опыты о человеческом разумении» и «Новые опыты о человеческом разумении» - лишь самые известные работы, посвященные этой тематике).

Вот здесь и проявляется научная рациональность Б. Паскаля: он изымает из картезианского метода самый спорный участок: переход от единственной бесспорной истины к другим истинам, актуальным на данный момент. Как сделает это практик, который каждый день вынужден решать научные задачи (нельзя же отказываться от строгости доказательств)? Уже в самом рационализме есть предпосылки к его превращению из единой системы во множество изолированных друг от друга анклавов логических рассуждений: первый из четырех пунктов метода, который приводит Р. Декарт, призывает никогда не признавать истиной то, что нельзя считать таким с очевидностью [8]. Это тот самый «естественный свет», здравый смысл, с помощью которого можно отыскать истину. У Р. Декарта одна очевидность всегда скрепляется с другой - и так в единую систему. Б. Паскаль же предлагает вводить аксиомы для каждого отдельного случая доказательства, опираясь на интуицию. То есть Б. Паскаль использует критерий очевидности не только для установления каждой отдельной, частной истины, но и для введения основополагающих тезисов.

Немедленно после введения аксиом следует соблюдать саму строгую дисциплину в доказательствах - не употреблять непонятных терминов, не оставлять без определений ни один сколько-нибудь малый термин и т. д. Словом, получается, рационализм не глобальный, а локальный. Громоздкий аппарат картезианских доводов отбрасывается - и перед ученым открывается простор для гипотез. Что очень важно - гипотез вполне обоснованных, рациональных.

Помимо упрощения рассуждений, присутствует еще один момент: для ученого, не ставящего перед собой глобальных целей, фактически устраняются неудобства, связанные с онтологической проблематикой. Ведь не суть важно; состоит мир из субстанций или из атомов - в данном конкретном случае это различие может не проявляться. Потому множество задач по механике могут решаться исходя из конкретных условий, с тем категориальным аппаратом, что будет более удобен ученому.

Что первично в расхождениях Р. Декарта и Б. Паскаля - методология или мировоззрение? Сложно сказать. Исходная ли вера Паскаля сделала для него ненужным философское совмещение Бога с картиной мира или пробел в методологии, невозможность рационального постижения религиозного чувства делали веру необходимой и способствовали его приобщению? Но можно сказать точно: это еще одно проявление спора о «двух истинах» - теологической и рациональной, деление наук на психологические и точные. Р. Декарт, хоть и встроил Бога в собственную картину мира, от этого деления уйти не смог и создал дуалистическую систему философии. У Б. Паскаля деление прошло по-другому, более глубоко - Бог и наука не смогли объединиться в рамках одной системы.

Что выигрывал и что проигрывал при таком методе рассуждений Б. Паскаль? Выигрыш - в результативности. Громоздкие метафизические, порой искусственные системы доказательств немедленно отбрасываются, и можно разбирать любую проблему. Фактически, при формировании ньютоновской физики определения пространства, времени, массы были не доказаны, а лишь постулированы на основе практики. Но разве ньютоновская физика не была онтологически обоснована?

Следовательно, с точки зрения философии, паскалевское упрощение аксиоматики - это недостаток. Утрачивается главное достоинство всякой рационалистической системы - целостность. Такой метод незамкнут на себя, ведь он имеет основания в чем-то постороннем. А значит, уязвим для погрешностей. Казалось бы, ну и что? Все равно невозможно договориться об исходных терминах. Тем не менее, в методе Б. Паскаля утрачивается качество объективности, внеличностности. Если следовать методу Р. Декарта, то, в идеале, все должны прийти к общим умозаключениям, потому что одна исходная аксиома и тождественные способы мышления должны давать идентичные выводы. Но стоит допустить «очевидность» во введении аксиом - субъективность немедленно восторжествует, потому как даже самую очевидную вещь люди могут понимать по-разному. А предпосылок к этому множество, начиная от лингвистических споров и заканчивая политическими требованиями. Так, в принципе, и происходит с рационалистическими системами: какие бы очевидные аксиомы не положили в их основание, рано или поздно они будут подменены еще более правильными, самоочевидными аксиомами.

При этом целостность картезианства сродни парадигме Г. Галилея «Все измеряемое должно быть измерено, все не измеряемое - сделано таковым»: ее никогда не достичь, но чем ближе к ней, тем она полезней. Внутренняя непротиворечивость суммы знаний, которую так трудно соблюдать, представляет собой дополнительный критерий истины. Потому перспективы развития оставались за картезианством.

То же самое устранение целостности системы знаний повело за собой одно расхождение в методологии. Б. Паскаль видит опасность утраты аксиомами их обоснованности - ведь каждый может объявить очевидным то, что другой считает темным и запутанным. По субъективным или по объективным причинам будут вводиться неправильные аксиомы, не суть важно. Способов совсем избежать этого Б. Паскаль не знает, он вынужден принять меры предосторожности против увеличения количества аксиом: требует устанавливать необходимость каждого самоочевидного принципа, насколько бы он не был ясным [13, с.96]. В противном случае, каждая задача потребует введения новых аксиом, и число изолированных систем в науке увеличится, что сделает невозможным использование опыта решения предыдущих задач. Подобная мера предосторожности есть проявление научной рациональности.

Есть ли аналог решения этой проблемы у Р. Декарта? Если аксиома - только одна, то, казалось бы, Р. Декарту нет смысла подобным способом себя ограничивать. Однако введение аксиом согласно пониманию очевидности задает уровень глубины исследования, актуализирует проблему, на которую оно направлено: метафизика как метод не занимается пересмотром понятий, лежащих в ее основе. У Р. Декарта из-за этого возникает ограничение, схожее с требованиями Б. Паскаля. Основатель рационализма вынужден ввести понятие «простой вещи» - той, которую уже нет необходимости раскладывать на составляющие. Возникает необходимость в разделении простых вещей (абсолютных) и сложных (относительных). И каковы же критерии отделения сложной вещи от простой? Помимо того, что простую вещь невозможно разделить, она еще не нуждается в исследованиях, так как понятна человеку [5]. То есть Р. Декарт, как и Б. Паскаль, вынужден использовать критерий очевидности для очерчивания границ своей системы: как целесообразность введения аксиом задает глубину исследования, что можно произвести с их помощью, так же и качества простой природы должны ограничивать познание. В противном случае для рационального доказательства некоего положения потребуется бесконечно большой объем исследований.

Однако такой критерий не спас картезианство как единую систему: все Новое время шли попытки договориться о правильных исходных положениях, истинных аксиомах. Субстанциалисты спорили со сторонниками корпускулярной теории, эмпирики - с рационалистами. Победившая в итоге ньютонианская картина мира, просуществовав неполных два столетия, тоже была изменена. Но один механизм этой постоянной борьбы оставался неизменен и в своем чистом виде предстает именно в противоречиях строгого картезианства и паскалевского метода: соотношение системного знания и отдельных открытий. Множество работ по химии, астрономии, оптике - работ вполне достоверных и результативных - не имели в основе постулатов, совпадающих со всем знанием о природе, а довольствовались аксиомами, введенными их авторами. Могли они быть основаны и на неверных предпосылках, как, например, волновая теория эфира Гюйгенса-Френеля. И только через несколько лет или десятилетий эти работы были введены в рамки парадигмы науки.

Потому общим выводом можно сделать такой: метод Паскаля есть элемент допарадигмальной науки. Его применение научно рационально, оправдано и необходимо, пока не установлены основные термины, законы, постулаты, которые лягут в основу новой парадигмы. С момента ее создания его применение становится научно нерациональным, так как об аксиомах, которые каждый раз планируется вводить заново, уже договорились. Они уже есть. Вот почему, имея несомненные тактические преимущества как инструмент добывания знаний, метод Б. Паскаля все равно проигрывает рационализму как способу упорядочивания, систематизации знаний и использования картины мира, как источнику новых знаний. Потому «искусство убеждать» проиграло картезианству битву за умы философов.

Использованная литература

1. Библер В.С. От науковедения - к логике культуры. - М.: Издательство политической литературы, 1991. - 315 с.

2. Гайденко П.П. История Новоевропейской философии и ее связи с наукой. - М.: Университетская книга, 2000. - 456 с.

3. Гассенди П. Метафизические сомнения или сомнения и новые возражения против метафизики Декарта. / Гассенди П. Избранные труды. В 2-х т. - Т. 2. - М.: Мысль, 1966. - С. 397-775.

4. Голованов Я. Блез Паскаль / Голованов Я. Этюды об ученых. - М.: Молодая гвардия, 1976. - 416 с.

5. Декарт Р. Мир или трактат о свете / Р. Декарт. Сочинения. В 2-х т. - Т.1. - М: Мысль, 1989. - С. 179-250.

6. Декарт Р. Первоначала философии / Р. Декарт. Сочинения. В 2-х т. - Т.1. - М: Мысль, 1989. - С. 297-423 .

7. Декарт Р. Правила для руководства ума / Р. Декарт. Сочинения. В 2-х т. - Т.1. - М: Мысль, 1989. - С. 77-153.

8. Декарт Р. Разыскание истины посредство естественного света / Р. Декарт Сочинения. В 2-х т. - Т.1. - М: Мысль, 1989. - С. 154-178.

9. Декарт Р. Рассуждения о методе чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках / Р. Декарт. Сочинения. В 2-х т. - Т. 1. - М: Мысль, 1989. - С. 250-297.

10. История философии в кратком изложении; под ред. И.И. Богута. - М.: Мысль, 1991. - 590 с.

11. Ненашев М.И. введение в логику. - Киров: Кировская областная типография, 1997. - 240 с.

12. Описание человеческого тела. Об образовании животного / Р. Декарт. Сочинения. В 2-х т. - Т. 1. - М: Мысль, 1989. - С. 423-461.

13. Паскаль Б. О геометрическом уме / Б. Паскаль. Трактаты. Полемические сочинения. Письма. - Киев.: Port-Royal, 1997. - С. 67-105.

14. Стрельцова Г. Я. Декарт и Паскаль // Вопросы философии. - 1985.-№3. - С.100-112.

15. Стрельцова Г. Я. Феномен Паскаля // Вопросы философии. - 1979. - № 2. - С.135-145.

16. Филиппов Л.И. История диалектики XIV-XVIII вв. - М.: Мысль, 1975. - 342 с.

17. Хома О.И. Провинциалии и культура Нового времени: к проблеме диссиденства Паскаля / Паскаль Б. Письма к провинциалу. - К.: Port-Royal, 1997. - С. 501-519.

18. Юшкевич А.П. Блез Паскаль как ученый // Вопросы истории естествознания и техники. - 1959. - №. 7.