Е. Н. Луценко
Днепропетровский национальный университет имени Олеся Гончара

Розглядається вчення Л. Карсавіна про почуттєву індивідуальну любов (Ерос) у контексті філософії «вічної жіночності» Вол. Соловйова. Русский религиозно-философский ренессанс конца ХІХ - начала XX вв. (А. Гулыга) одним из самых актуальных вопросов своего времени ставит проблему обоснования обыденной (реальной) жизни. Русская философская мысль определяет видение феномена человека в сложных бинарных оппозициях: сознательное - бессознательное, реальное - ирреальное, телесное-метафизическое. В связи с чем, важнейшей для философского и литературного дискурса начала XX в. становится одна из самых таинственных и загадочных сфер человеческого бытия - тема любви, Эроса (Г. Гачев). Акцентуацию на проблематике любви и Эроса в творчестве философов русского религиозного ренессанса отмечают в своих работах Абрамов, Н. Гаврюшин, Г. Гачев, Б. Марков, В. Зернов, В. Ро- менец, В. Сапов, А. Тихолаз, В. Шестаков, А. Эткинд и другие отечественные мыслители. Каждый из историков философии дает собственную интерпретацию историко-философского «генезиса» метафизики русского Эроса начала ХХ в.

А. И. Абрамов в сборнике под общим названием «Философия любви» посвящает статью метафизике любви и философии «сердца» в русской религиозной культуре [1]. Автор статьи делает акцент на предмете «сердечной» специфики русской философии любви от начала формирования русской культуры до начала ХХ в. включительно. Он прослеживает данную традиционную тему в творчестве П. Юркевича, В. Соловьева, П. Флоренского и Б. Вышеславцева, Л. Карсавина и др. философов и делает акцент прежде всего на религиозной доминанте их творчества. Исходя из перечисленных историко-философских доминант философии любви русского религиозного ренессанса конца ХІХ - начала ХХ вв., представляется интересным рассмотрение специфики рецепции категории «Эрос» русскими религиозными философами.

Во вступительной статье к антологии «Русский Эрос или философия любви в России» В. Шестаков замечает, что русские мыслители, обращаясь к потаенным вопросам «пола», связывали сексуальную энергию человека с духовной культурой - с религией, художественным творчеством, с поисками новых нравственных ценностей [8, с. 7]. В попытке дать некоторую классификацию воззрений на проблему Эроса русского религиозного ренессанса

A. Шестаков выделяет две «единых» линии философии любви. Одна линия - ортодоксально-богословское направление (П. Флоренский, С. Булгаков, И. Ильин). Другая представлена позицией В. Соловьева, Л. Карсавина, Б. Вышеславцева, З. Гиппиус. По его убеждению, они «...представляли собой единую линию в русской философии любви, связанную с обоснованием идеи неоплатонического Эроса, попытками просветления и возвышения чувственности, с защитой индивидуальной, личной любви, с отрицанием аскетизма и пониманием связи Эроса и творчества» [8, с. 14]. Автор статьи особо останавливается на философских параллелях в вопросе о любви-сладострастии в творчестве Н.Бердяева и Л.Карсавина [8, с. 12]. Но, определяя специфику воззрений на проблему любви (Эроса) в философии Л. Карсавина, В. Шестаков говорит о «двуединстве» образа любви (тела и души, наслаждения и разумного ограничения, разума и чувства, мужественности и женственности) в контексте «софийности»

В. Соловьева. Владимир Соловьев задает те основные направления, в рамках которых будет осуществляться поиск ответов русским религиозным ренессансом на вопрос о природе Эроса. Поэтому, цель статьи определяется исследованием категории «Эрос» (чувственная любовь) в религиозно-философском творчестве Льва Карсавина через призму философии «вечной женственности» В. Соловьева.

Любовь важна для Владимира Соловьева в значении перенесения всего жизненного интереса «из себя в другое» как перестановка самого центра личной жизни. Но именно «половая» любовь, по мнению философа, отличается от других родов любви большей интенсивностью, более захватывающим характером и возможностью более полной и всесторонней взаимности. Только этот род любви может вести к действительному и неразрывному соединению двух жизней в одну, ибо сказано в Библии: будут два в плоть едину. Русский мыслитель придает «половой» любви (Эросу) исключительное значение, ибо видит в ней источник всего дальнейшего совершенствования. Мысль В. Соловьева движется в сторону возвышения Эроса от низшего его проявления (в физическом соединении) через путь нравственности к реализации образа Божьего. Его рассуждения об Эросе очерчивают круг соотношения Эроса и духовной любви к Богу. Воплощение божественной идеи мира есть София - душа мира. Образ Софии для В. Соловьева всегда связывается с идеальной вечной женственностью. Н. О. Лосский называет философскую систему Владимира Соловьева «философией вечной женственности» [6, с. 94]. В. Соловьев сам отвечает на вопрос о предмете своих исканий вечной женственности. Предмет истинной любви не прост, а двойственен. С одной стороны, мы любим «идеальное», которое должны привнести в реальный мир. С другой - мы должны любить природное человеческое существо, «...которое дает живой личный материал для этой реализации и которое чрез это идеализируется..» [7, с. 534]. Возможно, той «небесной» Афродитой был идеал вечной женственности, который Соловьев единственно истинно любил. «Небесный предмет нашей любви только один, всегда и для всех один и тот же - вечная Женственность Бо- жия» [7, с.535] - София. Она есть «...живое духовное существо, обладающее всей полнотой сил и действий» [7, с. 534]. Поэтому понимание Эроса (половой любви) непременно преодолевается в акте восхождения к Богу.

В своих переходах от эротики к метафизической «софийнос- ти» В. Соловьев оказал чрезвычайное влияние на последующую русскую философскую мысль, касательно проблематики Эроса.

Черты земной конкретной женщины приобретает образ Софии в философских откровениях Льва Карсавина. Философ обращается к теме любви, пережив собственную драму встречи и расставания с любимой женщиной - Еленой Скржинской. Отныне образ Вечной Женственности и его значение он будет искать в лице любимой Елены - музе творчества. Теперь любовью открывается весь мир. Лев Карсавин провозглашает любовь владычицей жизни. Она всевластна и неодолима. Любовь налетает на душу человека как сама мировая жизнь и растворяет все в себе. Стихия влечения, разрушающая все, чем жил до этого события человек. Сердце живет только любовью. Человек живет любовью. В любви открывается нам Красота, Правда и Благо, те истинные высшие ценности, без которых не может быть человек. Одна лишь любовь в силах указать человеку правильный путь в жизни.

Любовь - начало сознания и познания человеком мира. Познание мира происходит путем восприятия любимого человека. Любовь, - пишет Карсавин, - всегда предметна, то есть предполагает существование любимого. Я и Ты - две стороны вселенского влечения под названием «любовь». Тот, кто любит, стремится целиком «поять», понять, обнять, т. е. познать любимого. Это сама Всееди- ная Жизнь, нисшедшая в любящие сердца, объединившая двух влюбленных. Тем самым раскрывается в каждом великая тайна Всеединства, в которой все нераздельно едино.

По мысли философа, любовь не рождается, а живет искони в душе человека. Мы жаждем чего-то неизвестного, стремимся мыслью и чувством предвосхитить любовь. Иногда нам неведома любимая или любимый и не верится в отдельное бытие любви в повседневном «хаосе разумности» [4, с. 107]. Но человек хочет, желает любить, ибо в одиноком «я» нет завершения, целостности, а значит гармонии. Среди многих, похожих друг на друга, человек найдет свою избранницу по тихому трепету вещего «сердца». «Сердце» подскажет, кто

твой любимый, что ты должен принять, от чего отказаться. Л. Карсавин говорит о слиянии двух «Я» в одно целое как восстановления первозданного их единства, истинного двуединого «Я». «Я - ты, но в тебе только себя и нахожу, от тебя отдельный» [4, с. 107] - такова исходная андрогинная природа человека. Любовь возвращает нечто исконно мое, давно утраченное мною, сращивает разорванное и дает целостность. Философ повторяет мысль Платона о двуединстве (андрогинности) как основном признаке полной любви. Однако двуединство для Л.Карсавина всегда полноценная любовь этих (конкретных) двух любящих. Тогда как Платон не указывает на конкретику данного рода любви и миф об анд- рогинах он не склонен считать высшей и подлинной «историей» Эроса.

Если Л. Карсавин указывает на любовь как слияния двух любящих, то какое значение приобретает в связи с этим Эрос? Примечательно, что философ не называет имени Эроса в философских рассуждениях «Петербургских ночей», хотя эмоциональная тональность произведения чрезвычайно высока. Несмотря на высокие взаимоотношения автора и лирической героини, здесь угадывается некоторая многоуровневость понятия любви. Низкий уровень характеризуется Л. Карсавиным как закон животной любви, сопрягающий тела. Здесь речь заходит о телесной любви, т. е. о земном Эросе. Эрос, по мысли философа, ненизменен. Он не должен и не может вызывать к себе отвращение. Он естественен. Л.Карсавин выделяет две сущности в человеке: тело и душа, животное и духовное начало. Тело, или плоть, должно быть преобразовано и возвышено, ибо для телесной любви «. нет личности ни в том, кто любит, ни в том, кто любим» [4, с. 136]. Не спасает и не просветляет брак как законное сосуществование двух людей: он лишь слабое обнаружение любви. Только дух способен усовершенствовать животное начало в человеке, но в обращенности к телу, в гармоничном единстве с ним.

Автор «Петербургских ночей» раскрывает аспект личной или индивидуальной любви, постоянно подчеркивая наличие реального конкретного любимого лица. Исходя из двуединого строения любовных отношений, он пытается рассмотреть саму сущность индивидуальной любви. Ему видятся моменты подчинения и насилия одного «я» над другим. Он связывает аспект мучительства и насилия со стихийной мощью личности. «Любовь всегда насилие, всегда жажда смерти любимой во мне, когда я хочу, чтобы любимая моя властвовала надо мной, то есть когда хочу моего подчинения ей, ее насилия надо мной», - пишет Л. Карсавин [5, с. 352]. По мнению русского мыслителя, насилие есть одна из сторон любви. Жажда власти и господствования присутствуют во всякой любви. Без них нельзя любить. Любящий бесконечно хочет, чтобы любимый целиком и полностью исчезал в нем, чтобы вне его ничего не осталось. Причем желание господства обоюдно, двусторонне: любящий хочет насилия над собой со стороны любимого, то есть все давно навязывает свою волю. Потому-то любовь и проявляется как орьба двух душ, борьба не на жизнь, а на смерть. Но это не «конфликт» двух свобод, о котором пишет Ж.-П. Сартр. Это не попытка освободиться от хватки Другого, пока он пытается освободиться из моей хватки. Л.Карсавин оправдывает властвование лишь в контексте нерасторжимого единства любящих. Оно ограничено и неполно, когда сосредоточено в себе, когда маленькое эмпирическое «я» не хочет выходить за тесные границы самого себя. «Перелив властвование в подчинение, подчинение во властвование», обе воли сливаются в одном волевом акте. Эгоизм есть не противоположность любви, а скорее ее недостаточность, а значит это оторванность от единства любви. Он - отсутствие единства, а потому тоска, разложение, смерть [4, с. 193]. Л. Карсавин не сводит любовь и смерть, тем самым полемизируя с В.Соловьевым, утверждавшим, что Дионис и Гадес - один и тот же Бог [7, с. 521]. По мысли Л. Карсавина, расставание с любимой - маленькая смерть, когда «.. я как бы разлагаюсь, разрываю себя на бесчисленное множество мигов, продолжаю свое умирание, тление..» [4, с. 113]. Тогда как для влюбленных есть только одно слово - «всегда». Любовь сильнее смерти. Даже когда смерть разделяет любящих, один все равно любит. Любовь побеждает смерть. Любовь побеждает смерть потому, что кроме любви к любимому человеку, существует и иная любовь - моя любовь к Богу и Бога ко мне. Однако, по замечанию мыслителя, здесь любови иносущны: Божья сущность - все, моя же - ничто. Но они взаимосвязаны. Тот, кто не нашел избранницы своей, кто не познал любви, не познает и Бога. Отвергший горделиво любовь земную, не проникнет и в таинство жизни Божества. Таким образом, Карсавин выводит метафизику любви из опыта любви. Земная любовь если не создает и не устраивает космический порядок, то открывает Красоту, Истину, Благо. С ее помощью мы чувствуем и живем, познаем мир вокруг себя и запредельное от себя.

Итак, Л. Карсавин раскрывает аспект личной (индивидуальной) любви, исходя из реального опыта его взаимоотношений с любимой женщиной. Несмотря на то, что русский мыслитель не упоминает имени Эроса, он признает мощь телесной любви. «Половая» любовь естественна. Но «пол» следует преодолеть, ибо в нем человек любит нецелостно. Гармония целостности двух «Я» достижима на уровне духа. Дух в обращенности к телу является способом усовершенствования природного начала в человеке. Так, феномен любви определяется несколькими уровнями понятия «любовь» в философских признаниях Л. Карсавина. Определяя любовь низшую (эротическую), душевную («сердечную»), любовь Бога к человеку и человека к Богу, философ называет любовь мировой всеобъединяю- щей жизнью. И прямым выражением мировой любви является образ земной реальной (индивидуальной) Софии Л. Карсавина.

Библиографические ссылки

1. Абрамов А. И. Метафизика любви и философия сердца в русской философской культуре // Философия любви: В 2 т. / Под общ. ред. Д. П. Горского. - М., 1990. - Т. 1. - С. 149-162.

2. Гачев Г. Русский Эрос. «Роман» Мысли с Жизнью. - М., 1994.

3. Гулыга А. Русский религиозно-философский Ренессанс // Наш современник. - 1990. - №7. - С. 185-187.

4. Карсавин Л. П. Noctes petropolitanae // Карсавин Л. П. Малые сочинения. - С.Пб., 1994. - С. 101-201.

5. Карсавин Л. Федор Павлович Карамазов как идеолог любви // Русский Эрос, или философия любви в России / Сост. и авт. вступ. ст. В. П. Шестакова. - М., 1991. - С. 350-363.

6. Лосский Н. О. История русской философии. - М., 1991.

7. Соловьев В. Смысл любви // Соловьев В. Сочинения: В 2 т. - М., 1988. - Т. 2. - С. 493-547.

8. Шестаков В. Вступительная статья // Русский Эрос, или философия любви в России / Сост. и авт. вступ. ст. В. П. Шестакова. - М., 1991. - С. 5-18.