А. М. Кравец
Днепропетровский национальный университет имени Олеся Гончара

Проводиться порівняльний аналіз того матеріалу у вченнях П. Флоренського і Е. Трубецького, що безпосередньо пов’язаний з ідеями їх вчителя Вол. Соловйова, для розв’язання питання про можливість взаємного плагіату. Выбранные нами философы имеют достаточно много общего. Во-первых, оба они могут считаться учениками Вл. Соловьева. Оба развивали его учение о Софии, о всеединстве, о Богочеловечестве. Им обоим была свойственна тенденция к «оправославлению» философии учителя. Оба всерьез подходили к исследованию церковного искусства, например у Трубецкого - «Умозрение в красках», а у Флоренского - «Иконостас», «Философия культа» и некоторые другие работы. Они оба участвовали в одних и тех же философских обществах [3, c. 777] и хотя и имели ряд разногласий, но все же сохраняли друг к другу теплые чувства приязни.

Поводом к написанию статьи послужили высказывания некоторых исследователей, «свидетельствующих» о заимствованиях философов друг у друга, чуть ли не о плагиате [2, c. 153-156]. И в таком контексте ставится под сомнение самобытность то Флоренского, то Трубецкого. При чем в литературе тема взаимоотношений философов очень слабо разработана, гораздо больше внимания уделялось связям Флоренского с Соловьевым, Булгаковым, Лосевым и др. Поэтому достаточно актуальным представляется нам проследить действительные идейные отношения философов, выявление степени заимствований (если таковые имеются), степени отличия и самобытности.

Начнем с условий, в которых протекало творчество писателей. Трубецкой погибает от тифа в 1920 г. в Новороссийске, во время осады его большевиками. Флоренский - в 1937 г. на Соловках, расстрелян ими же. Оба философа предчувствовали революцию и весь тот апокалипсический кошмар, который наступил вместе с ней. У Флоренского это выражается в его постоянной критике современного ему православия, как «соли обуявшей», Трубецкой пишет еще до революции статью «Древний философ на современные темы», которая была издана уже в 1919 г. в сборнике «Два зверя», где говорится о двух зверях: красном - революции и черном - контрреволюции, или реакция. В обоих случаях, «.видя социальнополитическое брожение начала ХХ в. в России, он привлек рассуждения Платона о том, как общество деградирует от монархии через демократию к тирании...» [1, c. 158].

Близки философы и своей теорией познания. Флоренский излагает свои мысли в «Столпе и утверждении Истины», а затем в 20-х гг. в «Водоразделах мысли», Трубецкой вынашивает свою гносеологию очень долго, из критики его гносеологии «Столпа» [4] ясно, что он уже в 1914 г. имеет свою достаточно ясную теорию познания, но публикует ее только в 1917 г. под названием «Метафизические предпосылки познания». Основная мысль здесь состоит в том, что достижение истины в познании становится возможным не иначе как благодаря нашему приобщению к Абсолютному сознанию, несущему в себе истину. Индивидуально ограниченное сознание не способно выйти к истине, пока не найдет в своей глубине нечто безусловное, то есть не обусловленное чем-либо субъективным или относительным. Это безусловное задается тем «всеединым

Умом», который позволяет выходить на сверхиндивидуальный уровень восприятия мира, когда разум ориентирован на этот Ум. Параллели с Флоренским очевидны, который так же считал, что при своем одиночестве, при попытке вывести истину из самого себя субъект познания погружается в мучительное эпохе сомнений. Каким бы способом не пытался субъект постичь истину - то ли с помощью дискурсии, то ли с помощью интуиции - он всегда либо утонет в «дурной», потенциальной бесконечности обоснований, либо замрет в вечно пустом и ничего не значащем «Я=Я» закона тождества. И сразу выход из гносеологии на этику: эгоизм ведет к вечному, мучительному эпохе, к геенне [6, c. 41-67].

Однако истина выражается не только метафизическими построениями. В метафизике нет жизненно-личностного общения с абсолютом, какого жаждет сердце человека, а есть только интеллектуально-дистанционное приобщение мысли к нему. «Признать абсолютное сознание, которое все в себе держит - и добро и зло, и прекрасное и безобразное, - еще не значит сказать ему «Господь мой и Бог мой». Предельное понятие рациональной философии - Абсолютное как вседержащее - само по себе лишено религиозного содержания. Что Абсолютное есть как всеединое, что оно обладает полнотой бытия и сознания. это мы можем знать с достоверностью уже в пределах рационального знания.» [1, c. 159].

Флоренский тоже против голой рассудочности. Истина - живой самодоказательный субъект. Бог Авраама, Исаака, Иакова. Бог живых, а не Бог философов и ученых [6, c. 445]. Истина проживается личностно через кенозис в любви.

Однако близость мировоззренческих позиций философов, прежде всего, ощущается, когда сравниваешь их главные философские произведения: «Столп и утверждение истины» Флоренского и «Смысл жизни» Трубецкого. Конечно, у Флоренского в поздний период творчества вышло несколько других значительных работ: «Философия культа», «Иконостас», «Имена», «У водоразделов мысли», «Мнимости в геометрии», - но то ли из-за того, что он занялся уже другой проблематикой, то ли из-за цензуры относительно его поздних работ переклички и параллели с Трубецким наблюдаются значительно в меньшей степени.

Иногда при чтении «Смысла жизни» создается впечатление, что все то же и это произведение есть просто продолжение «Столпа.», попытка додумать многие разработанные там темы. Не хотелось бы говорить, что Трубецкой или Флоренский вторичны в своем творчестве по отношению к другому, скорее всего, они с очень близких позиций смотрели на многие вопросы и в одном русле их разрабатывали. Даже само построение мысли и эмоциональный настрой философов очень схож. Флоренский сердцем пережил огонь сомнений, и успокоение нашел в «Столпе и утверждении Истины» лишь в Церкви. Троица, Церковь, Православие или смерть (tertium non datur) - вот бескомпромиссная позиция Флоренского. Вся его философская позиция - не есть рассуждения кабинетного ученого. Это единственный, на его взгляд, возможный выход из «пограничной» ситуации между призрачной жизнью в пироновском огне и «смертью второй». Трубецкой так же прошел горнило сомнений: «.Внешним поводом настоящего труда являются мучительные переживания мировой бессмыслицы, достигшие в наши дни необычайного напряжения... [5, c. 3]. Труд был написан, когда Родина князя «. Россия лежит в развалинах; она стала очагом мирового пожара, угрожающего гибелью всемирной культуре.» [5, c. 3]. И решение животрепещущих вопросов смысла жизни для князя-философа становится так же дилеммой. Либо все эти крушения и страдания имеют смысл, либо смысла нет вовсе, то есть смерть: «. Или нет победы смысла над бессмыслицей, или есть полная, всему миру явленная победа на кресте .» [5, c. 81]. И далее не менее категоричное заявление (причем далеко не единственное и не последнее, весь его труд пронизан подобными конструкциями): «.Иного быть не может. Одно из двух - или нераздельное и неслиянное сочетание Бога и мира совершается и совершится, или мировой процесс в его целом бессмысленен. Или христианское религиозное решение вопроса о ценности жизни, или простой отказ от веры в эту ценность и вместе с тем - отречение от всякой религии.» [5, c. 82]. Так и слышится «tertium non datur!» Флоренского. Тот же эмоциональный настрой, то же построение фраз.

Флоренский и Трубецкой безусловно близки в вопросах этики. Они сходно мыслят об истине, о заложенном в человеке искании этой истины, о причастности человека к истине. Оба видят в истине всеединство, то есть бога. При дальнейшем рассмотрении «Смысла жизни» можно увидеть и близкое Флоренскому (как и Соловьеву) видение истины как Триединства Лиц, а так же Триединства Любви, Красоты, Истины.

Общим есть у философов и следование еще одной интуиции Соловьева - Софии. Но как раз здесь очевидны серьезные различия. С одной стороны, по Флоренскому, София - это идеальная тварь, сотворенная четвертая ипостась. С точки зрения Трубецкого, София не есть ипостась, а часть сущности, причем не тварной, а божественной: «.София вовсе не посредница между Богом и тварью, ибо Христос сочетается с человечеством непосредственно. Она - неотделимая от Христа Божия Мудрость и сила. Если так, то мир, становящийся во времени, есть нечто другое по отношению к Софии.» [5, c. 178]. Из этого выходит следующее различие Трубецкого с Флоренским, считающим, что реально существует только София, а остальное, только шелуха. Иначе у Трубецкого: «. Глубоко неудовлетворительно то учение, которое определяет божественную идею как субстанцию всего становящегося, а мир во времени - как явление этой субстанции.» [5, c. 173]. Эта фраза однако не входит в противоречие с мыслью Трубецкого, унаследованную от других социологов (Шеллинга, Соловьева, Флоренского, Булгакова): «.Предвечная София-Премудрость заключает в себе. вечные идеи-первообразы всего сотворенного, всего того становящегося мира, который развертывается во времени.» [5, c. 180]. Дело в том, что, по Трубецкому, воплощение идеи в мире неполное. Идея для него - задание, а не данность: «. Она конец, цель его развития, причем достижение цели есть тем самым и конец в ином значении - в смысле прекращения самого процесса развития. идея не есть действительность мира во времени; но она заключает в себе его положительную потенцию и возможность, которая не только может, но и должна в нем раскрываться.» [5, c. 181]. Идея каждого сотворенного существа не есть его природа, а иная, отличная от него действительность, с которой оно может сочетаться или не сочетаться. Идея - это образ грядущей, новой твари, который должен быть осуществлен в свободе [5, c. 182]. София - это замысел Бога о твари, но не рок для нее. Тварь имеет свободу отвергнуть этот проект о себе, задуманный Богом. Своего она выдвинуть не может, так как в ней нет творческой энергии, нет собственной субстанции. Поэтому воплощение Божьего замысла есть синергия - сотрудничество Бога и человека. И Зло существует только через идею о себе. Но только во временном бытии оно существует как ее отрицание, оно «. живет той идеей, которую оно отрицает: от нее оно заимствует все свои краски: ею определяется весь облик существа, ее отрицающий.» [5, c. 183].

Далее, раскрывая учение о соотношении Софии и твари, а так же следующее отсюда учение о загробной участи твари, Трубецкой входит в очевидное расхождение с Флоренским. У Флоренского София - это тварь, и образ Божий есть Божественная идея, часть Софии. Поэтому в случае отпадения твари, «смерти второй», его идея, образ Божий или «сам», по Флоренскому, остается в вечности, а самость уходит в геенну, то есть в небытие, Она забыта Богом, и существует только сама для себя, распавшаяся на бесконечное число самотождественных Я=Я. У Трубецкого же София есть часть Божества. Она есть образец, с которым может синергийно соединиться какая-либо свободно этого желающая тварь. «.Человек ценен и незаменим, лишь как сотрудник и друг Божий: лишь в этом качестве он является носителем вечной божественной идеи. - Но, как только он изменяет этому своему назначению и утрачивает данный ему от Бога талант, он перестает быть незаменимым. если человек откажется быть сотрудником и носителем (идеи).. , он будет заменен другим сотрудником: хочет он этого или не хочет, и - полнота божественной жизни должна осуществиться.» [5, c. 186].

Здесь же Трубецкой дает несколько иное рассмотрение притчи о талантах. Оба философа видели в талантах, данных человеку, часть Софии. Но из различий в ее понимании вытекает незначительное различие в трактовке притчи. У Флоренского говорится, что нераскрытый образ Божий, зарытый талант, воспринимается другими людьми, через любовь. Если человек возлюбил всех - и злых и добрых, то тем самым он удвоил свой образ - образами других. И дело других отвечать ему любовью и удваивать ли свои образы чужими, или сокрыть свою любовь, отказаться от нее в собственной самости, и остаться только с тем, что дано от Бога, не приложив собственного труда. Образ каждого человека, его идея, неразрывна с ним. Когда ее получает другой, он ее получает не как свою, а как чужую. Он сознает, что это образ друга, образ другого. У Трубецкого, образ не личностен и другой воспринимает чужой образ как свой, как дополнение к своему. Теряется всякая память о первичном носителе идеи.

Безусловно, различно у философов понимание взаимоотношения ноумена и феномена. Как уже было сказано, идея для мира - это задание, а не заданность. Кроме того, мир не есть явление идеи. У Флоренского же, как известно, весь мир представляет уже сейчас единое многослойное целое, где сердцевина есть идея, воплощающаяся в каждом последующем слое. Причем есть слои более насыщенные смыслом, в них этот смысл более проявлен. Но в то же время любой слой несет в себе энергию идеи, так что она присутствует везде, но менее очевидно. Поэтому у Трубецкого и возможны фразы, что «. Временная действительность есть область, где мир вечных идей - София - заслоняется другим, т. е. некоторым его реальным отрицанием. Вместо действительности идеи мы находим здесь лишь нераскрытые или не вполне раскрытые, притом противоположные возможности» [5, c. 188].

Таким образом, проанализировав на примере софиологии, идейное наследие философов, мы можем прийти к выводу, что, несмотря на множество сходств, Трубецкой и Флоренский безусловно самобытны в своих метафизических построениях. Так, главнейшее расхождение между ними заключается в том, что Флоренский видит Софию как мир идей, по которым устроен весь тварный мир, уже находящейся в самом мире (София - это тварь). По Трубецкому, София - это не данность, а заданность. Это Божественная Премудрость, находящаяся в самой сущности Божества. Она не сотворена, не принадлежит миру. Отсюда различие в понимании загробной участи человека, в способах его соединения со своей идеей, воплощении ее в тварном мире.

Естественно, был проанализирован только один аспект пересечения линий развития философских построений Трубецкого и Флоренского - София. Более полный анализ философии мыслителей, несомненно, даст подтверждение самобытности и богатства мысли каждого из философов.

Библиографические ссылки

1. Василенко Л. И. Введение в русскую религиозную философию. - М., 2006.

2. Гальцева Р. А. Очерки русской утопической мысли ХХ века. - М., 1991.

3. П. А. Флоренский: Pro et contra. Антология. - С.Пб., 2001.

4. Трубецкой Е. Н. Свет Фаворский и преображение ума // П. А. Флоренский: Pro et contra. Антология. - С.Пб., 2001.

5. Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. - М., 2003.

6. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. - М., 2005.