С. Г. Карпова
Днепропетровский национальный университет

Раскрываются особенности эволюции философских взглядов М. Фуко от проблемы «знания» к «археологии знания».

Актуальность темы исследования связана с положением, сложившимся в современной философии, и, в частности, в философии познания, а именно в недостаточно активном применении фуколь- дианского подхода к исследованию проблематики производства и воспроизводства знания. Традиционные философские концепты перед лицом новых задач оказываются неудовлетворительными. Возникает необходимость преодолеть сложившиеся схемы анализа социальной реальности. Эту необходимость возможно реализовать за счет изменения и углубления теоретико-методологических основ социально-философского познания, а также тщательной проработки основных понятий, составляющих проблемное поле современной философии.

Что касается степени освещения рассматриваемой проблемы в научно-исследовательской литературе, то существенными в рамках обозначенной проблемы являются работы таких исследователей, как Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ю. Хабермас, а так же Н. С. Автономова [2], В. П. Визгин [3], И. П. Ильин, Д. В. Михель, В. Б. Окороков, В. А. Подорога, З. А. Сокулер и др. Но несмотря на то, что в этих и других работах значительное внимание уделяется проблеме «археологии знания», все же недостаточно исследованной остается проблема знания в творчестве Фуко и его перехода к археологии знания.

Цель данного исследования - рассмотреть наиболее существенные концепты, используемые Фуко для описания понятий «знание» и «археология знания», их содержание, становление и особенности в контексте всей фукольдианской философии. В связи с этим, объектом исследования являются категории «знание» и «археология знания» в контексте философии М. Фуко, а предметом будут выступать их разного рода становление и реализация в пространстве социально-философского дискурса.

Тема знания была поставлена М.Фуко еще в работе «История безумия в классическую эпоху», когда он показал, как наше представление о безумии претерпевало резкие, но в то же время абсолютно случайные изменения, которые не были вызваны логикой развития или острой необходимостью. Отмечая, что эти изменения в структуре знания также сопровождались значительными изменениями в структуре силы, он пишет, что появление любой новой системы знания всегда связано с изменением силы. В работе же «Рождение клиники. Археология медицинского восприятия» Фуко в определенном смысле продолжает тему знания через археологию медицинского знания (используя образ клиники и патологического субъекта). Здесь он показывает, что если на протяжении почти всего XVIII в. клиника представляла собой маргинальную структуру в поле медицинского знания, то в начале XIX в. произошел очередной разрыв в научном знании и понятие клиники изменяет свой прежний смысл. Теперь клиника становится самой областью научного знания, которое формируется внутри клинического института. Кроме того, пространство клинического знания практически полностью совпадает с пространством медицинского опыта. Начинает преобладать принцип, согласно которому медицинское знание формируется у самой постели больного, через непосредственное наблюдения за болезнью [6]. Таким образом, Фуко приходит к выводу, что формирование клинической медицины - лишь одно из наиболее важных свидетельств в фундаментальном распределении знания. Клиническая медицина привела западную науку к новому объекту - человеческому индивиду и выступила в роли дисциплинарного института в самом широком смысле. Важной функцией клиники как дисциплинарного института стало повседневное накопление знаний и перевод их с административного уровня на научный, в связи с чем пациент был превращен в объект познания.

В дальнейшем М. Фуко обостряет проблему знания и в работе «Слова и вещи: Археология гуманитарных наук» рассматривает вопрос знания в ракурсе археологии гуманитарных наук. Стремясь вычленить в истории человеческого общества структуры-эпистемы, существенно обусловливающие возможность определенных взглядов, концепций, научных теорий и собственно наук в тот или иной исторический период, М. Фуко отмечает необходимость разграничивать «археологию», реконструирующую такие структуры, и традиционное историческое знание, фиксирующее различные «мнения» вне проблемы условий их возможности [7]. Упорядочивающим принципом в рамках «эпистемы» в этом случае полагается соотношение «слов» и «вещей» на каждом историческом этапе. В связи с этим, показательной историей знания может служить археология гуманитарных наук, где все историческое исследование было затеяно для раскрытия подчиненности знания иным началам, нежели тем, что служат претензии измерения знания по человеческой мере. Задачей, выполняемой в работе «Слова и вещи», было удержаться от выяснения несобственных причин происходящего в знании. Фуко «позволяет» знанию иметь свою собственную историю, во всей ее полноте, посредством восстановления ее исторического a priori. Событие в мышлении - это эпистемологический расклад, он собирает воедино мыслительные явления одного порядка. Эта собранность однопорядкового в одной эпистеме, которая есть все знание вместе и сразу, что составляет время истории знания. Ограничивая моменты истории знания эпистемологическими разрывами, описание подводится к выявленности прерывности как принципа, устанавливающего историчность в происходящем. Историчность знания обнаруживается, когда указывают на то, что в разные времена «знается» по-разному, а не всегда одинаково и одно и то же, хотя все же остается возможность в общем течении познания зафиксировать одновременности, где всякое сказанное слово будет обусловлено мыслительной ситуацией, в которой размещен говорящий. Поэтому, указывая на устройство мыслящего, археология гуманитарных наук, только указывает на появление мысли в будущем. Описание истории знания становится описанием предыстории мысли.

Таким образом, главной задачей Фуко здесь является рассмотрение того сдвига в истории западного знания, который вызвал к жизни современную форму мышления, являющуюся, прежде всего, мышлением о человеке. При этом ставится вопрос о происхождении вполне конкретной формы мышления, характерной для гуманитарных наук, и философа здесь интересуют онтологические условия рождения гуманитарного познания [1]. Итак, замысел Фуко совпадает с особого рода археологическим предприятием, целью которого является наблюдение «упорядочивания вещей», которое разворачивается в глубинном измерении знания. То, что Фуко называет знанием, есть исторически подвижная система упорядочивания вещей через их соотнесение со словами.

Археологическое исследование Фуко позволяет выделить три исторически различных конфигурации знания, три эпистемы, оформление которых стало возможным вследствие особого рода событий, имевших место в ином неэпистемическом измерении. Исходя из концепции языкового характера мышления, он сводит деятельность людей к их «речевым», т. е. дискурсивным практикам и считает, что каждая научная дисциплина обладает своим дискурсом, выступающим в виде специфической для данной дисциплины «форме знания» - понятийного аппарата с взаимосвязями. Совокупность этих форм познания для каждой конкретной исторической эпохи образует свой уровень «культурного знания», иначе называемый Фуко эпистемой. На основе этой археологической перспективы Фуко выдвигает тезис о том, что человек есть не более чем некий разрыв в порядке вещей, конфигурация, очерченная тем современные положением, которое он занял с недавних пор в сфере знания. Или, говоря словами более поздних работ Фуко, человек - это эффект такого рода дискурсивных практик, которые вызывают к жизни особую теоретическую фигуру, именуемую человеком: человек - это образ, созданный современным познанием. В связи с этим, образ человека в современном знании обозначается тремя разновидностями эмпирических объектов, каждый из которых являет собой позитивное условие его существования: Жизнь, Труд, Язык. По мысли Фуко, в пространстве современного знания образ человека отсылает к существу, которое живет, трудится и говорит [3].

Наряду с этим, М. Фуко значительное внимание уделяет истории гуманитарного знания и отмечает, что имеется возможность проследить своеобразную эволюцию методологических приверженностей. Говоря об эпистеме второй половины ХХ в., Фуко отмечает, что следует различать два типа моделей, используемых гуманитарными науками: это перенесение моделей из других областей знания и основополагающие модели, которые позволяют образовать ансамбли явлений и объектов возможного познания. Они были заимствованы из трех областей - биологии, экономики, анализа языка: «... в языковой проекции человеческое поведение проявляется в своей нацеленности на высказывание чего-то, и все даже незначительные жесты, вплоть до неосознанных механизмов и ошибок, получают смысл; все то, что окружает человека - объекты, ритуалы, привычки, речь, - вся эта сетка следов, которую они оставляют за собою, складывается в связный ансамбль, в систему знаков. Таким образом, эти три пары - функция и норма, конфликт и правило, значение и система - целиком и полностью покрывают всю область познания человека» [7, с. 376]. М. Фуко высказывает мысль о разделении гуманитарного знания как бы на два уровня: поверхностное и глубинное знание. С точки зрения Фуко, эписте- мы характеризуются стилем мышления, проявляющегося в двух плоскостях: поверхностной и глубинной. В поверхностную плоскость включается все, что явно сказано и записано, а в глубинную плоскость - намерения, возможности и пр. Разделение М.Фуко предполагает анализ событий прошлого и с повествовательной, и с аналитической позиций. Поверхностное знание основывается на имеющихся фактах истории и может дать объяснение самому событию, как оно развивалось, т. е. показать исторический процесс во времени, воспроизведение событий прошлого из набора предшествующих условий, зафиксированных в исторических фактах. Глубинное знание предполагает необходимость анализа не только того, что явно сказано и записано, но есть воспроизведение нефиксированных возможностей, влияющих на ход исторических событий.

Проблема знания присутствует и продолжает «развиваться» в работе, «Археология знания», где, кроме всего, Фуко сделал акцент на идее соотношения дискурсивных и недискурсивных практик в культуре, а также зафиксировал через понятие «прерывности» проблематику о смене одной эпистемы другой. Прерывности, статус и природа которых значительно изменяются, приостанавливают непрерывное накопление знания, прерывают его медленное развитие, вынуждают войти в новое время, направляют исторический анализ далеко от поиска начал, и бесконечного рассмотрения предшественников, к поиску нового типа рациональности и ее различных эффектов [4]. Здесь археология стремится раскрыть эпистему прошлого и отражает полный набор отношений, которые объединяются, в данном периоде. В связи с этим, археологический метод, через анализ дискурса, в состоянии обнаружить разрывы в условиях человеческих знаний (episteme), и, таким образом, выявить «эпистемологическое» пространство (возможности) человеческого знания в прошлом.

Итак, Фуко говорит, что археология знания не ищет общих принципов, под которые можно было бы подвести все малые события и использует такие концептуальные средства, которые выявляют взаимодействия между различными видами дискурсивных и недискурсивных практик. Таким образом, он приходит к исследованию проблемы знания в синтезе с темами дискурсивных практик и позитивности дискурсивных формаций. Обозначая, что дискурс есть совокупность высказываний, принадлежащих к одной и той же системе формаций, М. Фуко (в связи с этим) полагает, что дискурсивная практика является совокупностью анонимных исторических правил, всегда определенных во времени и пространстве, которые установили в данную эпоху и для данного социального, географического или лингвистического пространства условия выполнения функции высказывания. Закономерность высказываний здесь определяется самой дискурсивной формацией. Таким образом, археология знания имеет дело со знаниями, поскольку существуют знания, независимые от наук, но нет знаний, лишенных дискурсивной практики. Дискурсивная практика, в свою очередь, может образовывать группы объектов, совокупности актов высказываний, последовательности теоретических предпочтений и т. д. И потому совокупность закономерно возникающих элементов Фуко предлагает обозначать термином «знание». «Знание - это то, о чем можно говорить в дискурсивной практике, которая тем самым специфицируется: область, образованная различными объектами, которые приобретут или не приобретут научный статус. это пространство, в котором субъект может занять позицию и говорить об объектах, с которыми он имеет дело в своем дискурсе» [4, c. 25]. Кроме того, знание следует определять и как поле координации высказываний, в котором взаимодействуют концепты. Таким образом, линии «сознание - познание - наука» археология знания противопоставляет линию «практика - знание - наука», разграничивая научные области и археологические территории. В этом аспекте можно говорить о том, что наука локализуется и появляется в поле знания, в элементе дискурсивной формации и на основе знания. Таким образом, по мысли Фуко, наука не отказывает в определенных требованиях к донаучным уровням знания: она основывается на всем объеме познавательного материала, изначальную расчлененность и структурированность которого реконструирует археология знания.

Следует уточнить, что в фукольдианской философии вопрос знания не замыкается только на выше перечисленных проявлениях, так как он разворачивается в контексте темы «знание-сила», приближаясь к дискурсу власти. Концепт власти-знания, разработанный Фуко, является если не универсальным, то, по крайней мере, главенствующим. Согласно ему, власть невозможна без знания, знание невозможно без власти. Власть всеобъемлюща, повсеместна, дискретна и вместе с тем нуждается в оправдании. Таким оправданием становится знание [5]. Порождая, таким образом, властные отношения, знание в то же время становится продуктом власти. Отсюда знание как «власть-знание» выступает, согласно М. Фуко, как воля к власти, замаскированная под стремление к открытию научной истины. Сама власть возможна исключительно в рамках «сложных родственных отношений» со знанием, без которых нет и власти. Іна повсюду - как и знание. Таким образом, жажда знания или «власть-знание» есть часть культурного бессознательного, часть архетипа - стремления к власти.

Итак, подводя итог, отметим, что Фуко в своей концепции совершает анализ исторических типов знания, с целью выделить в истории человеческого общества структуры, которые существенно обуславливают возможность определенных точек зрения, концепций, научных теорий и собственно наук в тот или иной исторический период. Важно, что знание в каждую конкретную эпоху определяется не через субъекта, а той или иной социальной технологией, социальной механикой. Тут процесс возникновения знания представлен как тот, который расположен на границе конкретного социального хронотопа, а вовсе не как процесс чистой инновации, выходящей за эту границу. Согласно М. Фуко, в каждую историческую эпоху существует специфическая, более или менее единая система знания, которая образуется из дискурсивных практик различных научных дисциплин, - эпистема. Она реализуется как языковой код, языковая норма, бессознательно предопределяющая языковое поведение, а, следовательно, и мышление индивидов. По мнению Фуко, эпистема всегда внутренне подчинена структуре властных отношений, выступает как «тотализирующий дискурс», легитимирующий власть, поэтому она не может быть нейтральной или объективной.

Сегодня знание действительно становится не просто продуктом власти, но и информационным товаром. Его «меркантилиза- ция» уже имеет и еще будет иметь свои негативные последствия, не только политические, но и социальные. Информатизация общества становится «желанным» инструментом контроля и регуляции системы на ходу, вплоть до контроля самого знания, и управляется исключительно принципом прагматичности. В таком случае она неизбежно приведет к террору и может использоваться заинтересованными группами или лицами, что вне всяких сомнений, является отрицательным явлением.

Библиографические ссылки

1. Автономова Н. С. Мишель Фуко и его книга «Слова и вещи» // Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. С.Пб.: A-cad, 1994. С. 7-28.

2. Автономова Н.С. От «археологии знания» к «генеалогии власти» // Вопр. филос. 1978. № 2. С. 145-152.

3. Визгин В.П. Мишель Фуко - теоретик цивилизации знания // Вопр. филос. 1995. № 4. С. 116-126.

4. Фуко М. Археология знания. К., 1996.

5. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996.

6. Фуко М. Рождение клиники. М., 1998.

7. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. С.Пб., 1994.