В. Б. Окороков
Днепропетровский национальный университет

Проводится параллельный анализ сущности бытия, языка, мифа и культуры в учениях Хайдеггера и Леви-Строса и делается вывод о фундаментальных особенностях разметки бытия.

Памяти выдающихся мыслителей ХХ в. - М. Хайдеггера и К. Леви-Строса

В соответствии с логикой мифа К. Леви-Строса можно выстроить и большинство наук. Но по этой же глубинной логике можно выстроить язык, общество и культуру, более того, по этой логике генерирует и человеческая психика, но чтоважнее всего, вероятно, по этой логике может оказаться выстроенным и само время и бытие, если взглянуть на развернувшуюся проблему с точки зрения синхронии и диахронии Ф. де Соссюра и частично реконструированного учения М. Хайдеггера. Словом, Леви-Строс вплотную подводит нас к тому моменту культуры, за которым открывается невидимая сущность мира, древо жизни (как сказал бы Сковорода). Французский ученый вслед за Хайдеггером пытается приоткрыть завесу культуры, мифа и языка подобно тому, как древние индусы учили о том, что реальную сущность мира скрывает от нас майя (завеса незнания), и прежде, чем приоткрыть эту завесу, необходимо выйти за пределы разума (но тут начинаются трудности, схожие с безумием, ибо утрата в лице разума опоры и означает соскальзывание в те бездны психики, где человек находится в состоянии неопределенности, беспочвенности, - этому учит нас и восточная культура, которая считает, что знает сущность этих запредельных миров). Восточная культура, по сути, направляет нас туда, где правят Эдип и архетипы, где с точки зрения упрощенного взгляда западной культуры властвуют мифы. В таком контексте мифы Европы мало чем отличаются от мифов Востока, а также восточной философии и религии, но от этих последних сильно отличается западная философия и наука. По большому счету, М. Вебер, М. Хоркхаймер и Т. Адорно, а вслед за ними и Маркузе прямо указывают на то, что однозначное толкование культуры с точки зрения западной (целерациональной) науки ведет к однозначному толкованию мира, видимости гегемонии над природой и одномерности человека. Восточная традиция изначально отрицает такой подход. Видимо, это пытались растолковать нам структуралисты, именно по этим принципам Ф. де Соссюр выстраивает свою историю языка.

Они говорят нам о том, что разум владеет настоящим, он не знает ни прошлого, ни будущего, но только знание всех трех модусов существования делает человека понимающим и мыслящим. Наука властвует только над настоящим, но стремится за счет усилий разума, рациональности и логики расширить свое влияние на прошлое и будущее. «Каждое явление культуры, - как утверждает

Н. А. Бутилов со ссылкой на Леви-Строса, - содержит в себе два слоя информации: поверхностную информацию, которую люди осознают, и глубинную, остающуюся ими неосознанной» [1, с. 434]. Однако главный слой - это глубинный, бессознательный слой. Из глубин культуры (и психики) рождаются бессознательные потоки, которые формируют единство языка и сознания. Сознание наблюдается непосредственно из настоящего, мы не говорим о сознании в прошлом. Обобщающий принцип расширения сознания на всю историю назывался разумом, а в античности логосом. Поэтому логос - это псевдорасширение сознания (и всяких разумных построений в мире) на прошлое разума (прошлое сознания). Бог и Демиург - это упрощенное понимание творческого потенциала мира, который мы знаем в настоящем, то есть в целом - это также гиперобразы понимания всей предшествующей эволюции мира, сжатой до настоящего. Однако при переходе от настоящего к прошлому происходит своеобразная ломка всех параметров языка, культуры и психики, которую не знала европейская философия, а древние индусы называли майя (как ту непрозрачную стену «сознания», которая заслоняет реальный мир в полном объеме). Собственно, и мы сами знаем мир на поверхности из настоящего (взглядом из настоящего), всегда видим его плоским и, вероятнее всего, наше знание и есть поверхностное видение мира (в виде форм) - всегда из настоящего. Реальный мир гораздо сложнее и объемнее. Приблизительный аналог такого плоскостного видения мира есть феноменологическое тело, которое описывал Мерло-Понти.

Сложность проблемы объемного видения мира (и языка) раскрывается, когда мы пытаемся посмотреть на закономерности, присущие многообразию взглядов на мир (и язык, а точнее языки). Дж. Мердок по принципу выделения закономерностей в мифе создал «этнографический атлас», Леви-Строс решил по аналогии выделить типы событий, о которых рассказывается в мифах (мифе- мы), закодировать их и ввести в компьютер с тем, чтобы компьютер читал миф не только по горизонтали (т. е. как его рассказывают), но и по вертикали, опознавая по разным событиям одну и ту же общую мифему [1, с. 437]. М Фуко по аналогичной схеме разрабатывает «археологию гуманитарных наук», раскрывая сущность гуманитарного знания не только на поверхности (каким оно нам оно кажется), но и в вертикальном срезе, когда отчетливо прослеживаются исторические слои (пыль истории и культуры). «И хотя опыт (люди рождаются от людей) противоречит «космологии» (люди появляются из земли), социальная жизнь подтверждает космологию своим сходством структур.., космология правильна..., и миф выполнил свою задачу - примирил противоречие, казавшееся непримиримым» [2, с. 443]. Опыт людей выстраивается по принципам знания настоящего, опыт Космоса - это опыт истории, - между ними всегда присутствует противоречие. И общество как таковое приходит из прошлого и традиции. Поэтому опыт Космоса и опыт социума выстраиваются по сходным структурам. Ключ к пониманию этих процессов указал Леви-Строс: структура мифа построена по типу, согласно которому более широкие оппозиции сменяются менее широкими [1, с. 444]. Точнее, миф (и язык, и общество) генерирует не одну оппозицию, а систему взаимопорождающих и уходящих в бесконечность оппозиций-форм, точнее, в строгом соответствии с представлениями Делеза. И к бытию общества применима «логика смыслов», и здесь по поверхности, образуемой изменяющимся и эволюционирующим обществом, скользят «убегающие единичности», связанные с изначально проявившейся генерирующей оппозицией как затухающим осциллятором (приблизительно так же в математике и физике исчисляют затухающие колебания, которые имеют первичную оппозицию). Амплитуда затухания определяется силой первичной оппозиции, которая изначально формируется сознанием в виде мифа и лишь затем разворачивается в систему убегающих в будущее мыслеформ. И общество есть такая затухающая «машина», бегущая из прошлого (как определили ее Делез и Гваттари), которая ориентирована на желания людей. Таким образом, общество в целом - это система генерируемых их прошлого оппозиций, которые улавливаются отдельным человеком на сознательном и бессознательном уровнях.

Хайдеггер в первой половине ХХ в. еще стремился вывести проблемы формирования общества за пределы фундаментальной онтологии, обвиняя социум в навязывании индивиду несобственного способа существования; он собственно еще не замечал, что и общество - это также сложный механизм генераций из прошлого. Однако после смерти Хайдеггера, когда структурализм был дополнен постструктурализмом, постепенно прояснилось, что не только культура и язык (как считал Леви-Строс), но и психика (согласно Лакана), и общество (согласно Делеза) - это сложные системы генераций на поверхности и ускользающих вдаль оппозиций, которые регламентируют жизнь как таковую (во всех ее проявлениях). Эти генерации не осознаются человеком и поэтому проявляются только на бессознательном уровне, но именно они задают структурность любой социальной группы, культуры и языка, словом, тех форм, которые размечают индивидуальную и общественную жизнь человека. Они же незримым образом задают структуру мифа и науки, но не прочитываются в системе смыслов и значений, ибо науке нет дела до смыслов, ее интересуют общие причинно-следственные законы (она всегда осуществляется на уровне опыта и точно соответствует знанию настоящего). Эти генерации проявляются как формы, структурирование которых было осуществлено в прошлом, но которые размечают настоящее (что и создает видимость знания в настоящем без участия прошлого). Цель мифа, согласно Леви- Стросу, в том, чтобы примирить исходное противоречие (между «верхом» и «низом» - в одних мифах и между «жизнью» и «смерть» - в других). Миф как бы ищет выход из этого противоречия, заменяет его в дальнейшем уже не столь широким противоречием (скажем вместо «верх» - «низ» появляется «земля» - «вода»), а затем еще более узким и т. д. [1, с. 446]. Именно так проявляется первичный смысл (как разрешение оппозиции «верх» - «низ»), который генерирует последующую сужающуюся прогрессию смыслов-мифов (по типу ризомы), то есть возможности создания поверхности казалось бы непересекающихся оппозиций. Однако такие оппозиции потому и являются генераторами смыслов, что проблема соотношения «верха» и «низа», «жизни» и «смерти» всегда условна, буквально так же не является жесткой плоскость генерации осцилляторов. И «земля» у Леви-Строса трактуется как нечто промежуточное между «верхом» (небом) и «горой», а морская охота - между «водой» и «долиной», т. е. ремесла (поведение человека) и миф развиваются по типу поверхностного объединения оппозиций. Согласно Леви-Стросу, надо искать путь от сознания у той природы, которая внутри. В человеке есть внешнее «я» (self), проявляющееся в символах и знаках, и его внутренне «Я» (I), бинарные оппозиции, бессознательная структура его разума, идентичная со структурой внешней природы, ибо бессознательная структура разума дана человеку от природы, это и есть природа [1, с. 449]. Такое сглаживание первичной силы генерирующих оппозиций осуществляется по типу соскальзывания на все более узкую поверхность смыслов и более узкую оппозицию (сужение оппозиций приводит к увеличению точности смыслов и наоборот). Именно таким образом устроен любой естественный (пришедший из истории) язык. Вот почему самые молодые языки - самые бедные для возможности раскрытия смыслов. Им не хватает скрытой истории, скрытой на поверхности (за глубиной веков) мудрости. Самые бедные (по Гегелю) категории несут в себе максимальную неопределенность смысла. Согласно Леви-Стросу, природа человека остается неизменной, как и структура разума. Но эмпирическая реальность изменяется в такой мере, что связь ее со структурой разума нарушается историей, которая, встряхивая человека, рвет в нем внутренние связи. В результате культура человека изолирована от природы, знание - от бинарных оппозиций [1, с. 450]. Фактически, мы наблюдаем тот факт, что человек (из настоящего) рассматривает природу через линзы истории, но этих линз не замечает. Это происходит вследствие того, что человек, сам того не осознавая, обладает, как следует из учений Леви-Строса и Делеза, уникальным даром - синтезировать поверхности ускользания смыслов (генераторы форм, пришедших из истории), т. е. даром запоминания жизни природы на поверхности своей психики. Именно в таком виде возникают и генерируют его (человеческие) оппозиции, которых в самой природе не наблюдается, но которые перевертывают природу самого человека, рвут его единство - это дар свыше, которым наделена психика. В результате чего мир воспринимается им как разорванный на оппозиции. По такому же принципу устроен язык, который, собственно, и размечает поверхность природы (взгляд на нее). Фактически, он размечает бытие, которое и представляет собой фундаментальную возможность понимания природы, видения ее.

Но в связи с тем, что язык изначально (по пришедшим из прошлого формам) размечен посредством мифа, то мифологическое видение природы есть фундаментальный способ ее разметки, избавиться от которого человек не властен, как он не властен избавиться ни от своей природы, ни от своей истории, - это те параметры его бытия, повлиять на которые и изменить которые он не может. Именно их от века называли в религии и философии судьбой, фатумом, кармой и т. п. И когда человеку в античной и последующей истории начало казаться, что он хозяин своей судьбы и хозяин природы, вдруг обнаружилось, что произошла грандиозная подмена бытия, фундаментальная мистификация, - это привело лишь к его фундаментальному расхождению с собственной природой, отчуждением от своей истории и природы, человек оказался в беспочвенном мире. Так природа мстит тому, кто не помнит своей истории, уйти от которой человек не властен, она заложена на бессознательном уровне.

Начиная с анализа жизни индейцев и расширяя полученные результаты на всю последующую культуру (вплоть до современной), Леви-Строс обнаружил фундаментальные закономерности бытия человека. То, что Хайдеггер сформулировал как фундаментальный принцип бытия человека понимающего, указав, что это единственный способ получить понимающее бытие, Леви-Строс перенес на другую форму бессознательного - язык. Хайдеггер структурировал понимающей бытие, выводя его из горизонта времени и сущности; Леви-Строс структурировал язык, выводя его из горизонта мифа и социального горизонта жизни индейцев (в целом архаичных и древних культур). Однако еще Хайдеггер утверждал, что язык есть дом бытия, и само бытие откликается только на фундаментальный зов человека из глубины (точнее, человек должен быть настроен на волну глубинного зова бытия). С учетом позиции Леви-Строса Хайдеггера понимать и так: бытие, как и язык, размечено историей на бессознательном уровне, и только тогда, когда человек способен приоткрыть завесу ускользающих в прошлое генераций истории, генераций языка, он слышит бытие, которые призывает его из истории посредством языка (может расшифровать его по кодам разметки). Проблема расшифровки бытия состоит в том, что между настоящим (природой) и прошлым (историей природы) существует разрыв, который в первом приближении можно назвать бытием. То, что Хайдеггер называл трещинами бытия, на деле означает трещины и разрывы психики (и понимания), ибо понимание, в терминах Деррида, и есть отстранение (отсрочка) - разрыв между прошлым и настоящим, которым человек заполняет своими метафизическими фантазиями, иногда называя их мифом, иногда миром идей, а иногда и наукой. Но в действительности все они расположены на той тонкой поверхности, соединяющей прошлое и настоящее, которую человек называет знанием.

Все сложности понимания бытия связаны с тем, что поверхность, разрывающая настоящее и прошлое, не прочитывается на уровне знания, ее можно только понимать, т. е. опираться на прошлое и традицию (по Гадамеру) или бессознательное (по Лакану и Рикеру). Любое знание несет на себе печать истории, прежде всего потому, что по языку, на котором оно раскрывается, прочитывается история и эволюция культуры. Язык, как и бытие, разворачивается в себе до истоков, и свертывает в настоящем всю историю своего существования. Таков общий вывод, который можно сделать, опираясь на реконструкцию учений Хайдеггера, Леви-Строса и Деррида.

1. Бутилов Н. А. Леви-Строс - этнограф и философ // Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Главная редакция восточной литературы, 1985. С. 422 - 466.