Т. М. Марченко
г. Горловка

Досліджуються особливості ідейного трактування та художнього творення образу головного героя в анонімній поемі «Богдан Хмельницький» і драматичній поемі «Богдан» Є. П. Гребінки.

Поэмы «Богдан Хмельницкий» неизвестного автора (1833) и «Богдан» Е. П. Гребенки (1843) отразили тот факт, что возникший в русской литературе в 10-20-е годы XIX века интерес к образу одного из самых значительных героев украинской истории привел к расширению жанровых границ, в которых предпринимались попытки его воссоздания. Если первые обращения к образу великого гетмана реализованы в прозаических опытах Р. Гонорского и Ф. Н. Глинки, лиро-эпических стихотворениях поэтов декабристского круга, то в 30-40-е годы художественное изображение событий освободительной войны 1648-1654 годов и деятельности Хмельницкого успешно осуществлялось в рамках одного из самых популярных романтических жанров - поэмы.

Анализ идейно-художественного содержания и особенностей функционирования образа Богдана Хмельницкого в двух оригинальных произведениях, оказавшихся на периферии научных исследований, явился целью настоящей статьи. В пользу насущной необходимости изучения названных нами произведений свидетельствует следующее наблюдение. Историческая поэма, по словам А. Н. Соколова, составила около трети всего поэмного репертуара того времени [15, с.158].

Между тем, большая часть исследователей этого жанра весьма кратко и избирательно освещают эти произведения, по праву вписанные в историю двух национальных литератур - русской и украинской, представляющие собой интересное явление - «русскую поэму украинских авторов» [4, с.41]. В этой связи неизменно указывается факт украинского происхождения Е. П. Гребенки, его тесные и непрерывавшиеся связи с Малороссией и, одновременно, активное участие в русском литературном процессе, в культурной жизни Петербурга.

Начавшаяся же после первой публикации поэмы «Богдан Хмельницкий» дискуссия об авторе, так и не завершившаяся до сих пор, опирается на бесспорный факт - загадочный аноним, «занимающий не последнее место на малолюдном Парнасе нашем, ... природный малороссиянин»[13, с.178]. А. Н. Соколов, вслед за В. М. Жирмунским назвавший М. А. Максимовича автором анонимного произведения, писал о влиянии пушкинской «Полтавы» на поэмы о Богдане Хмельницком [7, с.419; 15]. А вот М. Н. Зубков и В. П. Видишева упоминают их лишь в порядке общих перечислений образцов жанра [2; 8], и это при том, что художественный мир каждой из поэм весьма ярок, самобытен и заслуживает внимания литературоведов.

Авторы используют здесь один из главных романтических принципов художественного воплощения прошлого и исторических образов. Это сочетание в границах художественного текста правдивого повествования о событиях истории, достоверного воссоздания эпохи с авторским правом на вымысел. Подобное сочетание столь несовместимых на первый взгляд понятий вполне удалось в рамках лиро-эпической и драматической поэм и прямо повлияло на характер их композиции.

Так, сюжет шести песен анонимной поэмы «Богдан Хмельницкий» движется за счет параллельного развития и взаимовлияния двух сюжетнокомпозиционных линий, неразрывно связанных с судьбой главного героя. Одну из них назовем любовно-авантюрной, другую - героикопатриотической. Начало и той и другой положено первой же сюжетной ситуацией - встречей на берегу Днепра некоего казака-путника, едущего из Чигирина, и таинственного незнакомца, который возвращается из Крыма. Следуя традициям авантюрно-приключенческого повествования, неизвестный автор интригует читателя, используя прием «неузнанного героя», окутывая его ореолом тайны, загадочности. Читатель, однако, в этом незнакомце, «в одежде крымца не простого, по виду - ляха молодого, и по словам ему родным - украинце» [1, с.50], без труда узнает Хмельницкого, а упоминания о маршруте пути на родину и долгом его отсутствии в «родимом крае» - здесь «меж павшими в боях его в молитвах поминают», позволяют предположить - Хмельницкий возвращается из плена. «В беседе загадочного крымца с горемыкою-казаком исторически верно представлено состояние Малороссии в 1646 году», - отмечает рецензент «Северной пчелы» [13]. Действительно, разговор двух путников позволяет читателям узнать об общем положении дел на Украине и о зреющем недовольстве народа, проясняет причины восстания, о котором речь пойдет далее:

Сарматских ратников толпы В Украйне нравы развращают,

И униатские попы Благочестивых проклинают;

И лях впрягает казаков,

Возит по селам сих попов.

Везде горят казачьи хаты Святой наш велелепный храм,

Поля и реки - все жидам На откуп отдают сарматы. [1, с.51].

Этот же разговор обозначает начало авантюрной интриги - известие о смерти Марии, дочери чигиринского подстаросты Чаплицкого, производит страшное впечатление на героя-«незнакомца». Известия, полученные от случайно встреченного земляка, определяют весь дальнейший ход событий, всю деятельность героя на поприще гражданском и любовном. Именно в этих двух ипостасях - «любовника» и «казацкого вождя» предстает Хмельницкий в этой лиро-эпической поэме.

Две стороны жизни и деятельности героя неразрывно связаны в сюжете произведения. Восторженно встреченный народом, как человек, с которым связаны надежды на освобождение, Хмельницкий отправляется в замок Чаплицкого-«убийцы» мстить за смерть отца, но вынужден опустить уже занесенный над главой тирана меч по просьбе Марии, чудесным образом «воскресшей». Тут же его хватают и бросают в темницу. Герой оказывается в ситуации традиционно-классического конфликта между долгом и чувством, заключение же в тюрьму становится следствием предпочтения личных чувств долгу. Такой же выбор делает и Мария, освобождая возлюбленного из темницы и убегая с ним из отцовского дома. Дальнейшие события «раскручиваются» как сжатая пружина - стремительно, динамично. Погоня Чаплицкого настигает беглецов, раненного Хмельницкого бросают, сочтя мертвым, Марию возвращают отцу, скорбя по якобы погибшему возлюбленному, она вновь бежит, на сей раз в монастырь. Хмельницкий же, спасенный и вылеченный неким дровосеком, узнав о безвозвратной потере невесты, похоронившей себя для мира, устремляется на Запорожье, там его избирают гетманом, и он всецело посвящает себя борьбе с поляками:

О, Родина! Теперь Зиновий Тебе одной принадлежит;

Своей последней капли крови Он для тебя не пощадит!

Забуду все! От сей минуты

Душа для нежности замрет,

Доколе Родина от смуты От тяжких бед не отдохнет! [1, с.52].

Именно с этого момента столь судьбоносного для Украины решения начинается путь героя к славе, пора его побед. Неизвестный автор рассказывает о том, как Хмельницкий идет в Украину с запорожцами и татарами, а сражения при Желтых Водах, под Корсунем и Пилявой, пленение вражеских вождей увенчали лаврами «чело малороссийского героя». Народ готовится устроить своему вождю торжественную встречу в Киеве. Именно в этот период наивысшей воинской славы Хмельницкого в сюжете поэмы вновь напоминает о себе авантюрное начало. Честь поднести народному вождю «хлеб священный» выпала молоденькой белице Минодоре, пострижение которой назначено уже на следующий день. Здесь срабатывает закон композиционной симметрии - перед читателем на сей раз «неузнанная героиня», Мария Чаплицкая, которую, впрочем, тоже без труда узнает и читатель и сам Хмельницкий, «восторгом чистым упоенный»:

Чувствительный! докончи сам,

Небесную картину счастья! [1, с.55] - призывает читателя неизвестный автор в финале поэмы. «Интерес поэмы очень искусно выдержан от начала до последнего стиха», - отмечает

В. Минский [13]. «Натяжка автора очевидна, как очевидна и скудость его поэтического воображения», - критически оценивает финал поэмы

А. Лазаревский [1, с.55]. Мы же отметим, что, при всей натянутости и наивности сюжетных ходов, единство, неделимость авантюрной и героикопатриотической линии все же выдержаны поэтом до конца - «счастливая развязка отнесена к тому времени, когда народно-освободительное движение уже победило» [6, с.63].

Неразрывность и взаимозависимость двух сюжетных линий в поэме - особенность сюжета, восходящая к пушкинской «Полтаве», о кардинальном влиянии которой на поэму «Богдан Хмельницкий» писали А. Лазаревский [1, с.55] и А. Н. Соколов [15, с.168]. Рассматривая многочисленные в истории русской поэмы случаи своеобразного соотношения лирического и эпического начал, А. Н. Соколов условно выделил две жанровых разновидности - поэму с лирическим уклоном и поэму с эпическим уклоном. В первом случае «романическое» происшествие заслоняет собой «происшествие историческое». Во втором случае соотношение обратное - «романическое происшествие» - используем выражение Пушкина - «без насилия входит в раму обширнейшего происшествия исторического» [15, с.168]. Именно такое соотношение, вслед за «Полтавой» А. С. Пушкина, использует автор-аноним. Общественная борьба врывается в частные отношения героев, в нашем случае - Хмельницкого и Марии, их отношения, в свою очередь, вносят большие осложнения в общественную, национальную борьбу.

Заслуживает внимания и другая трактовка художественных взаимосвязей двух текстов - «Полтавы» А. С. Пушкина и поэмы «Богдан Хмельницкий». Она предложена А. Лазаревским в статье, напечатанной в 1898 году в журнале «Киевская старина» [1]. Автор статьи сознает, что проводит параллель между поэмой, в которой гениальный поэт «выразил весь блеск своего таланта», и произведением автора значительно меньшего художественного дарования. Тем не менее, он настаивает на едином принципе сюжетного построения двух поэм и совершенно разном развитии основных, изначально сходных сюжетных ситуаций.

В основе сюжета пушкинской поэмы, которая, по мнению автора, служит несомненным «примером поэтического изложения одного из эпизодов малорусской истории» - «исполненный драматических положений» роман гетмана Мазепы с юной своей крестницей и казнь отца последней тем же гетманом. Подобную же ситуацию - любовь Хмельницкого к Марии Чаплинской, дочери своего врага избрал автор анонимной поэмы. Однако поэтически-психологические задачи авторов оказались диаметрально противоположными. У Пушкина «Петр, а не Карл и Мазепа, оказался подлинным героем истории» [11, с.62]. По признанию самого поэта, «одно страшное обстоятельство» - судьбы страдальца Кочубея, его жены и их обольщенной дочери, подсказало ему идею дискредитации Мазепы как исторического лица посредством личного сюжета [11, с.63].

В анализируемой нами поэме, напротив, неразрывная связь любовного сюжета с героико-патриотической линией позволила автору представить Хмельницкого «самым крупным лицом малорусской истории, у которого налицо все данные для того, чтобы стать героем в любом литературном произведении: поэме, драме, романе.» [1, с.55].

Помимо связей с пушкинской «Полтавой», в поэме налицо аллюзии с думой К. Ф. Рылеева «Богдан Хмельницкий» и романом Ф. Н. Глинки «Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия» - сходным образом трактуется ситуация заключения Хмельницкого в тюрьму и его освобождение дочерью (у декабристов - женой) Чаплицкого.

Развитию сюжетных событий, определяющих судьбу главного героя поэмы, сопутствуют исторические и этнографические отступления- комментарии, которые обнаруживают основательное знание автором малороссийских фольклорных и исторических источников, прежде всего «Истории Русов» и «Истории Малой России» Д. Н. Бантыш-Каменского. Так, приезд Хмельницкого в Сечь сопровождается пространным описанием давних традиций и нравов этой казацкой республики:

Там - Сечь; удалым там приволье,

Там жизнь кипит, там ей - раздолье,

Там каждый житель молодец:

Переселенец иль беглец.

Там Козаки не знали рабства Еще дотоль; и Кошевой Был только в битвах их главой,

В дни мира - жил по праву братства [6, с.61].

Весьма живописны и авторские описания казацкой Рады и процедуры выборов Кошевого Атамана, народных праздников и т. д. Подобные сведения ярко расцвечивают сюжетное повествование этнографическими красками, реализуя непременное веление времени - воссоздание «местного колорита», усиливают историзм поэмы. Такой же богатый фольклорно-этнографический материал использован в поэме «Богдан», по мнению С. Д. Зубкова - «лучшем произведении того времени о славном малороссийском гетмане» [9, с.25]. Как и в предыдущем случае, фольклорно-этнографический материал служит своеобразным сюжетно-композиционным фундаментом произведения, которое А. Н. Соколов тоже отнес к разряду романтических поэм с эпическим уклоном. При этом ученый не комментирует факт присутствия в художественном мире поэмы не только мощного лирического, но и драматического начала.

Историческое время, охваченное сюжетными событиями поэмы, это период с 1648 года, с момента изгнания Хмельницкого воеводой Чаплицким из его родного Суботова, и до Переяславского договора 1654 года. Базирующееся на фольклорно-этнографической основе своеобразное сюжетно-композиционное построение этого произведения ориентировано на ключевые принципы романтической эстетики и поэтики. Отдавая себе отчет в том, что сказать об исторической эпохе и герое все, что известно, восстановить ее целиком в ограниченных жанровых рамках невозможно, автор фрагментаризировал текст произведения. В центре его внимания - лишь ряд исторических эпизодов - события, побудившие Б. Хмельницкого возглавить восставший народ, крупные успехи вождя, решительные шаги к новым для Украины историческим реалиям. На фрагментарность в построении произведения указывает и подзаголовок поэмы - «сцены из жизни малороссийского гетмана Зиновия Хмельницкого». Каждый раздел- фрагмент, отмечает И. Лучник, написан отличным от других стихотворным размером [12, с.51]. Такой прием не только подчеркивает композиционную фрагментарность, но и помогает автору легко переключаться с изображения одних картин на другие, делимитирует пространственно-временные границы текста. Фрагмент как способ изображения художественной действительности позволил отказаться от традиционного для эпической поэмы линейного повествования, создал особую логику сюжета, композиции, исторического образа. Переплетаясь с историческими эпизодами, эпизоды фольклорные, с одной стороны, усиливают фрагментарность композиции, а с другой - придают единство идейному замыслу автора.

Так, Е. Гребенка начинает произведение, используя в пространном прологе традиционный для лиро-эпической поэмы прием контраста между прекрасной украинской природой и печальной картиной беззаконий на этой благодатной земле. Собравшиеся весенней ночью на берегу Днепра русалки, тени великих и безвестных украинцев, ведут печальную летопись народных горестей и бед. Вот тень молодой девушки рассказывает о похищении ее польским паном и о безвременной смерти, принятой добровольно. Голос из- под камня вспоминает об убийстве польским паном невинного младенца и его матери-казачки, старый дуб рассказывает историю замученной казацкой семьи, а тень гетмана Павлюка - о религиозных гонениях на православную веру, о притеснениях жидов-арендаторов, закрывших церкви и взимавших плату за богослужения. Духи Якова Остряницы и Северина Наливайко вспоминают о чудовищных истязаниях, трагически ярко и исторически точно описывая казни предводителей украинского казачества в Варшаве. Фатальность сюжетов, отобранных для фантастического пролога, явно указывает на использование автором художественного опыта народных баллад, а П. Филиппович высказал мысль о влиянии на романтический пролог Гребенки поэмы «Русалка» А. С. Пушкина [16, с.24-26]. Наряду с фольклорными персонажами в ряде фрагментов пролога автор черпает факты из «Истории Малой России» Д. Н. Бантыш-Каменского, прямо ссылаясь на этот труд как на источник исторической информации. Таким образом, как отмечает С. Д. Зубков, элементы фантастики постоянно переплетаются со свидетельствами и пересказами о настоящих событиях, сведены в некоем синтезе [9, с.91].

Сам гетман Хмельницкий в прологе не действует и даже не упоминается. Тем не менее, именно эта часть поэмы во многом проясняет причины вспыхнувшей украино-польской войны и готовит появление исторической фигуры Хмельницкого - народного вождя. Кумулятивное нанизывание фрагментов, оригинально сочетающих элементы фантастики и исторической реальности, нагнетающих трагическую атмосферу, создает максимально полную картину ужасов, которые пришлось пережить украинскому народу, закабаленному поляками. Одновременно подобный композиционный прием эмоционально готовит читателя к восприятию событий основной части поэмы, в которой воссоздан опять таки ряд эпизодов-фрагментов вспыхнувшей национально-освободительной борьбы против поляков. Таким образом, судьба и историческая деятельность Б. Хмельницкого, возглавившего эту борьбу, логически вписана в единый исторический контекст.

Следующая за прологом основная часть поэмы, состоящая из девяти сцен, лишена романтической фантастики, эпизоды-фрагменты, составившие ее сюжет, основаны на документально известных фактах, взятых в их исторической последовательности. Так, в первой сцене Е. Гребенка сообщает, что в семейное владение Хмельницких - село Суботов, что на Тясьмине, тоже пришла беда:

Красивое селенье полюбил Корыстолюбец, пан Чаплицкий;

И из Суботова тогда же изгнан был Его владелец, молодой Хмельницкий.

Он, покидая кров родной,

Прощаяся с отеческим порогом,

В душе поклялся перед богом Отмстить иль пасть в борьбе с судьбой [5, с.128].

Таким образом, поэт показал, что будущий гетман, став жертвой произвола, мстя за личные обиды, одновременно является продолжателем дела своих героически погибших предшественников, чьи неотмщенные души, как показано в прологе, так и не нашли покоя. Эта сцена связывает историко-фантастический пролог и основную часть поэмы в единую событийную цепь, каждый фрагмент которой логически и хронологически продолжает предыдущий.

Вторая сцена представляет собой весьма показательный диалог главного героя с неким священником, из которого мы узнаем о поездке Хмельницкого в Варшаву «за правдой и справедливостью», о встрече с королем Владиславом, оказавшимся бессильным перед магнатами, о королевском совете отстаивать казацкие права саблей. Уже первые сцены поэмы свидетельствуют о значительном расширении, по сравнению с прологом, круга исторических источников. Автор прямо ссылается на труды «Geschichte der Ukraina» Энгеля и «Korona Polska» Несецкого, «Историю Русов», временами буквально перелагая историографические источники по законам поэтической речи. К примеру, уже упомянутый нами эпизод второй сцены так воспроизведен в знаменитой «Истории Русов»: «Поневаж вы воины есте и имаете у себе мушкеты и сабли, то что вам возбраняет стать за себя и за свою свободу? Ибо, видно, жребий ваш таков, чтоб иметь все от меча и даже самую свободу; а я помогать вам не в силах, обуреваем будучи партизанством и их факциями» [10, с.59]. У Гребенки читаем:

.. .Владислав.. .прочел бумагу и пожал плечами.

«Да что, скажи, Хмельницкий, вам мешает Самим свои отстаивать права,

Пока у вас не притупились сабли? [5, с.130].

Далее, в третьей и четвертой сценах, Богдан начинает исполнять то, на что был благословлен церковью. Гребенка использует ставший уже традиционным сюжетный материал историографического и фольклорного происхождения. Желая выступить против польской шляхты от имени короля, стесненного в своих правах, Б. Хмельницкий использовал указ Владислава IV, адресованный казакам и возвращающий им былые права и привилегии. Указ этот не был обнародован и хранился у гетмана реестровых казаков Барабаша. Противоречивый характер имеющихся исторических источников привел к возникновению разного рода версий относительно путей получения Хмельницким этого документа. Одна из легенд-версий использована автором поэмы в третьей сцене «У Хмельницкого пир.» и в следующих - четвертой, пятой и шестой сценах. Этот фрагмент ненадолго усиливает приключенческое начало в поэме. Сильно захмелевший во время пира Барабаш засыпает:

И радость быстро озаряет Хмельницкому угрюмое лицо.

Дыханье притаив, тихонько он снимает

У гетмана с руки гербовое кольцо. [5, с.138].

Узнав перстень, жена Барабаша отдает казацкому посланцу королевскую грамоту о привилегиях, и вот уже Украина охвачена смятением, в народе читают заветный указ «казакам оружьем права защищать.», «Хмельницкий в Никитином Роге и все запорожцы к нему пристают.», казаки присягают новому гетману. Некоторые сюжетные детали этого эпизода позволили И. Лучник сделать вывод об использовании автором народной думы «Хмельницкий и Барабаш» в изображении хода событий.

«В „Истории Русов“ сам Хмельницкий, попав в кабинет Барабаша, добывает королевский указ, в думе же и в поэме Гребенки это делает по заданию Хмельницкого казак-посланец» [10, с.52]. Поэт использовал рукописный, еще не известный в те годы широкой аудитории вариант, позже вошедший в сборник А. Метлинского «Народные южнорусские песни» 1854 года. Здесь в качестве своеобразных опознавательных знаков, врученных посланцу для жены Барабаша, фигурируют не только ключи, но и перстень, и шелковый платок, добытые Хмельницким во время пира. Напомним, что в думах из сборников Н. А. Цертелева и М. А. Максимовича речь идет лишь о ключах. Фольклорному сюжету о добывании королевских грамот суждено было стать традиционным в русской романтической литературе, в 1845 году его использовал в стихотворной новелле «Барабаш у Хмельницкого на пиру»

В. И. Любич-Романович.

Как и в народной эпической традиции, оба поэта вводят в лироэпическое повествование диалог, который усиливает эмоциональную напряженность, придает событиям драматичность. Эту же функцию выполняет и используемый в сцене пятой «В Украйне смятенье неясное бродит.» романтический мотив таинственных знамений и недобрых примет. Старики-бандуристы в шинках и на базарах предсказывают войну и пожары на Украине, умы и сердца будоражат неясные, но тревожные слухи, сама природа предвещает трагические события:

И что от заката почти до рассвета Кровавая ходит по небу комета И звезды сметает широким хвостом.

На кровлях стенают зловещие птицы;

Над лесом клекочут орлы и орлицы.

И видела баба: над сонным Днепром Недобрые тени в тумане летели,

Рыдали, летя, как дитя в колыбели;

И на колокольне в лесу, за селом,

Сам колокол стонет во мраке ночном [5, с.141].

Седьмая глава начинается с многообещающей констатации: «Вот год пролетел.». Этот период, «выпущенный» из художественного времени поэмы, был, как известно из истории, ознаменован значительными событиями и решающими победами. Желтые Воды, Корсунь, пленение польских гетманов Н. Потоцкого и М. Калиновского, взятие Белой Церкви, Пилявцы, осада Львова, прямое влияние украинского гетмана на ход выборов и избрание нового польского короля Яна Казимира - все это вехи в судьбе Украины и ее вождя.

В поэме эти важнейшие этапы постепенного многотрудного становления Хмельницкого-полководца, Хмельницкого-политика и дипломата лишь вскользь упомянуты, перечислены в седьмой сцене. В результате предпринятого «скачка» читатель видит героя триумфально вступающим в Киев, где «...войско, народ и синклит дарует Хмельницкому имя Богдана» [5, с.144]. Эта сцена, описанная и в поэме неизвестного автора «Богдан Хмельницкий», тоже входит в традиционный сюжетный материал, заимствованный русской литературой из украинских историографических источников, и воссозданный в литературных интерпретациях. Временные «скачки» повторяются в поэме несколько раз, «сжимая» ее рамки и неуклонно приближая кульминацию - это финальная девятая сцена, содержащая сугубо драматургическую ремарку - «ОСЬМОЕ ЯНВАРЯ 1654 ГОДА. Морозное утро. На площади перед домом гетмана бьют литавры. Народ собирается». Массовая сцена народного ликования в утро знаменитой Переяславской Рады, обладающая подлинной театральностью, знаменует собой не только кульминацию идеологического плана произведения, но и высшую точку развития его эпико-драматических начал, неуклонно усиливавшихся в поэме по мере ослабления лирической стихии, превалировавшей в прологе и в начальных сценах основной части.

Итак, в отличие от поэмы «Богдан Хмельницкий» неизвестного автора с ярко выраженными в ней двумя сюжетными линиями, в произведении Е. П. Гребенки налицо всего одна, пронизывающая художественное поле пролога и девяти сцен-фрагментов. Ее основой стали события по преимуществу гражданско-политического характера. Вторая, любовноавантюрная линия с традиционным любовным конфликтом, который соседствует с историческим конфликтом и обостряет его, отсутствует.

Обе поэмы, принадлежащие перу «природных малороссиян» - «Богдан Хмельницкий» неизвестного автора и «Богдан» Е. П. Гребенки сходным образом трактуют образ главного героя и значение его военногосударственной деятельности для судеб украинского народа. Справедливым, в этой связи, нам представляется утверждение С. Д. Зубкова о том, что ближайшими и непосредственными предшественниками Е. П. Гребенки были К. Ф. Рылеев со своей думой «Богдан Хмельницкий» и М. А. Максимович, который, по мнению литературоведа, и был автором поэмы «Богдан Хмельницкий», проанализированной нами как анонимной [9, с.87]. B заключительной девятой сцене поэмы читаем реплики казаков, собравшихся на площади в Переяславе восьмого января 1654года:

Писарь: .Я слышал - что наш гетман навеки пристает к единоверцам нашим, русским.

Первый казак: А нечего сказать, народ хороший.

Второй казак: И православный. часто ходят в церковь и молятся так долго, так усердно, что хоть и нам не худо б поучиться.

Есаул: А как дерутся эти москали!..

Вот так и лезут в схватку, где пожарче.

Да и народ все крепкий и проворный.

Теперь-то мы с ними всех на свете поколотим [5, с.164].

В числе же немногих упреков рецензента «Северной пчелы» в адрес неизвестного автора поэмы «Богдан Хмельницкий» был упрек в том, что «герой Малороссии» выведен на сцену слишком рано. Он доведен ходом сюжетных событий «до блистательнейшей эпохи его собственной жизни, - а не до славного времени воскресения целого края» [13]. Поэт показал в поэме «только Зиновия, а Богдана и Малороссию - уже в эпилоге». Тем не менее, и здесь налицо та же концепция. Сам автор-аноним в предисловии к поэме пишет: «Богдан Хмельницкий - освободитель Малороссии от ига ляхов, виновник счастия миллионов.». Чувствуя, что не вполне достиг предположенной им цели, в защиту себе он отмечает, что «это первый опыт его в таком роде поэзии» [1, с.50].

В идейной концепции авторов поэм стоит отметить еще ряд важных общих черт. Одна из них - дань исторической правде, художественное свидетельство той поддержки, которую оказало украинское православное духовенство освободительной борьбе народа и Хмельницкому, ее возглавившему. Показательны в этом плане сцены встреч Богдана со священником, который благословляет его борьбу, а затем приветствует победы героя, симметрично расположенные в поэме Е. П. Гребенки, торжественная встреча гетмана в Киеве, организованная митрополитом, описанная в анонимной поэме.

Подобные трактовки событий и деятельности украинского гетмана не раз служили основанием то к обвинениям авторов за отступления от исторической правды, то к выводам о прогрессивности их взглядов [12]. Не ставя перед собой задачу критического разбора выводов, сделанных нашими предшественниками, отдавая предпочтение в первую очередь эстетическим критериям оценки произведений, отметим следующее. Подобные трактовки и в первом и во втором случае выглядят вполне естественно. Как считают H.Петров и Г. Грабович, они просто не могли быть иными в произведениях авторов, которые писали в «общерусском направлении», соединяя народность с подчеркнутой политической лояльностью в условиях, когда Украина de facto была частью Российской империи [3, с.105; 14, с.176]. К тому же, в соответствии с основными герменевтическими установками, всегда существуют и должны существовать возможности противоположного прочтения текста, в том числе и текста истории [3, с.79].

Бібліографічні посилання

I. А. Л. Богдан Хмельницкий. Анонимная поэма тридцатых годов // Киевская старина. - 1898. - Т. LXIII., ноябрь. - С.50-56.

1. Видишева В. П. Русская историческая поэма 20-30-х годов XIX века (типология, проблематика, поэтика): Автореф. дис. на соискание науч. степени канд. филол. наук / Московский ордена Трудового Красного Знамени областной педагогический институт им. Н. К. Крупской. - М., 1988. - 18 с.

2. Грабович Г. Теорія та історія: «горизонт сподівань» і рання рецепція нової української літератури // Г. Грабович До історії української літератури. Дослідження, есе, полеміка. - К., 1997. - С. 46-134.

3. Гнатюк М. П. Українська поема першої половини ХІХ століття (проблеми розвитку жанру) - К., 1975. - 167 с.

4. Гребенка Е. П. Богдан. Сцены из жизни малороссийского гетмана Зиновия Хмельницкого // Є. П. Гребінка. Твори в 3 т. Т. 1. - К., 1980. - С.114-168.

5. Денисов В. Д. Изображение козачества в раннем творчестве Н. В. Гоголя / Ин-т литры им. Т. Г. Шевченко НАН Украины, Таврийский нац. ун-т им. В. И. Вернадского, Крымский центр гуманитарных исследований, Мемориальный центр «Дом Гоголя». - Симферополь; К., 2005. - 149 с. - Библиогр.: с.: 6-7, 23-26, 33, 47-48, 63-65, 119-123, 137-138.

6. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. - Л., 1978. - 424 с.

7. Зубков М. Н. Русская поэма середины XIX века. - М., 1967. - 215 с.

8. Зубков С. Д. Євген Павлович Гребінка (Життя і творчість). - К., 1962, - 210 с.

9. История Русовъ или Малой Росіи. Сочинение Георгія Конискаго, Архієпископа Беларусскаго. - К., 1991. - 309 с.

10. Кибальник С. А. Историческая тема в поэзии А. С. Пушкина // Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей XVIII-XX вв.): Сб. научн. трудов. - СПб., 1992. - С. 57-77.

11. Лучник І. О. Історична поема Євгена Гребінки «Богдан» // Радянське літературознавство. - 1968. - № 10 - С. 47-54.

12. Минский В. Богдан Хмельницкий. Поэма в шести песнях // Северная пчела. - 1833. - 27 февр.

13. Петров Н. И. Очерки истории украинской литературы XIX столетия. - К., 1884. - 457с.

14. Соколов А.Н. «Полтава» А. С. Пушкина и жанр романтической поэмы // Пушкин: исследования и материалы. Т. 4. - АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом). - М.; Л., 1962. - С. 154-172.

15. Філіпович П. Шевченко і Гребінка // Україна. Кн. 1-2. - К., 1925. - С.24-26.