В. В. Лобанова
Днепропетровский национальный университет имени Олеся Гончара

Розглядаються деякі основні ідеї (метанаративи), що сформувалися в епоху європейського Просвітництва, і їхня критика в постмо- дерному філософському дискурсі.

Актуальность заявленной проблематики вытекает из особенностей формирования духовного и мировоззренческого основания современной культуры, которая продолжает определять себя в качестве постмодерной. Постмодерн как культурное явление вырастает из критического отношения к своей предшественнице - культуре Модерна, в контекст которой с точки зрения немецкого теологического мыслителя Х. Кюнга входит европейское Просвещение. Культура постмодерна, официально объявившая о своем существовании в середине ХХ в. благодаря новаторскому труду знаменитого деконструктивиста Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна» и работе не менее авторитетного неомарксиста Ф. Джеймсона «Постмодернизм, или логика позднего капитализма», открыла путь дискуссиям об отношении к европейскому Просвещению и просветительским идеям. Для Лиотара главная черта постмодерного времени - это утрата веры в метанарративы эпохи Модерна. «Если все упростить до предела, - пишет философ, - то под постмодернизмом понимается недоверие к метарассказам» [11, c. 7]. Основным пафосом «Диалектики Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. Адорно, - знаковой работы в философии постмодернизма, - стал вызов утвердившейся в классической науке традиционной вере в исторический прогресс. Проследив путь развития разума, по которому шла человеческая цивилизация начиная с Ксенофонта, ученые утверждают, что разум более не является самозаконодателем; диктуемые наукой, идеологией нормы, ценности и модели функционирования единообразны и не терпят возражений [6, c. 56]. Для некоторых исследователей постмодерн - это время потребительских культур, для других - это «время знака». Для Ж. Бодрийяра постмодерн - это «характеристика вселенной, где более невозможны дефиниции ... Именно игра дефиниций имеет значение. Все сделано. Экстремальный предел возможностей достигнут. Произошло саморазрушение. Произошла деконструкция всей вселенной. Все, что осталось, - это разрозненные части ... Игра с частями целого - это и есть постмодерн» [10, c. 116]. При всем различии акцентов можно с уверенностью назвать один общий объект критики постмодерна - это Просвещение. Хотя критика ведется с разных точек зрения, их объединяет ирония, скепсис относительно проекта Просвещения и относительно составляющих этот проект тем и образов.

Для Просвещения целью любого познавательного отношения человека к миру является познание истины. Западная мысль, начиная с этой эпохи, демонстрировала веру в то, что можно обладать прямым и неопосредованным знанием реальности - реальности как природы вокруг нас, так и природы наших душ. Прогресс, как известно, означал, что применение разума и знание реальности приведет к победе над природным и социальным злом и, следовательно, эмансипации человечества. Но даже самые яркие протагонисты проекта Просвещения указывали на его «незавершенность» (Ю. Хабермас), выразив, таким образом, общее настроение конца ХХ в. Ученые доказывают, основываясь на совершенно разных теориях - от Витгенштейна до Ницше, - что прямое знание человеческой природы невозможно. Все, что мы знаем, - это то, что мы говорим об этом мире - наша речь, наши предложения, наш дискурс, наши тексты, утверждая таким образом, что нет ничего вне этих текстов. Любая попытка обнаружить истинную сущность вещей обречена на неудачу, поскольку истина - не более чем знак лингвистического, исторического и социального конструктов. Язык, утверждает Ж. Деррида, предшествует бытию, конструируя его. Текстуальность завладевает онтологией. Экстралингвистиче- ская реальность - иллюзия. Мир есть текст [2].

Теоретики постмодерна постоянно подчеркивают кризисный характер эпохи: угроза ядерной войны, ужасы тоталитаризма, экологический кризис, - все это результаты воплощения проекта Модерна. В постмодерном проекте, как уже отмечалось, многие предложения «успокоительного характера» о человечестве, знании, рационализме и прогрессе были поставлены под вопрос. М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делез и др. отмечали, что сегодня не может быть найден ответ на поставленные вопросы, так как сама идея истины подвергается деконструкции. Представляется уместным вспомнить известное определение И. Канта: «Просвещение - это выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие - это неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине имеет причиной не недостаток рассудка, а недостаток решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! Имей мужество пользоваться собственным умом! - таков, следовательно, девиз Просвещения» [3, c. 30]. М. Фуко полагает, что с этим небольшим текстом Канта в историю философии входит один из основных вопросов научной мысли современности. Просвещение - это эпоха, во многом определившая «. то, что мы есть, что думаем и что делаем сегодня» [11]. Отмечается, что именно с Просвещением европейская мысль впервые постулирует необходимость критической рефлексии над спецификой собственной эпохи, своего времени, а также необходимость критической работы мысли над собой, обнаружения исторических условий, которые сформировали или обусловили наше мышление и сделали нас такими, какие мы есть в нашем сегодняшнем мире. Этот перманентный анализ обусловленности собственного мышления является необходимым фактором «эмансипации» мысли, превращения себя в субъект для познавательной заинтересованности собственного разума. Как отмечает Фуко, у Канта Просвещение понимается двойственно. С одной стороны, это уже идущий общественно-политический процесс, а с другой, - задачи или обязанности каждого человека. Отсюда следует, что вопрос об условиях Просвещения сочетает духовный и институциональный, этический и политический аспекты.

Как замечает известная деконструктивистка Г. Спивак, когда Деррида, Лиотар и др. объявили войну «великим нарративам» Просвещения, они понимали, что празднования победы не будет, признавая, таким образом, свою уязвимость. Метанарративы - это повествования, и у любого повествования должен быть конец. Но когда определяется конец рассказа, то отвергаются другие возможные его окончания, о которых мы ничего не знаем и с появлением определенного конца, не узнаем. Поэтому постструктурализм вновь и вновь задает вопрос: «что же не вошло в повествование? Можем ли мы узнать, что не было включено в рассказ?» То есть мы должны знать ограниченность, пределы нарративов, а не утверждать их в качестве решений для будущего установления социальной справедливости. Постструктуралисты, утверждает Спивак, не выступают против самой идеи продуцирования нарративов. Они, так сказать, «критически танцуют» на идею каждого продуцируемого нарратива, указывая на умолчания, на недосказанное, на неописанных других, которые имплицируются в каждом нарративе [6, с. 18-19]. Ученых беспокоит кажущееся «самоисключение» человека постмодерна, поглощение всего и всех миром дискурсов, слов, текстов.

В свою очередь критики постмодерна подчеркивают: вид на мир как на текст абсурдне, текст идентифицируется с вербальным текстом. Но постструктуралисты доказывают: слова «несут огромный груз на своих плечах», используя определенный термин - палеономия. Здесь уместно, как представляется, вспомнить американских исследовательниц С. М. Джилберт и С. Губар, которые называют женское письмо «палимпсестным», ибо его поверхность закрывает или скрывает более глубокие, менее доступные (и менее социально приемлемые) слои значений [8, с. 73]. В «Новейшем словаре иностранных слов и выражений» дается такое определение палимпсеста: «Палимпсест - древняя рукопись, написанная на писчем материале (обычно пергаменте) поверх смытого или соскобленного прежнего текста ...» Знаменитая деконструктивистка Спи- вак подчеркивает, что, мир - это не семиотическое поле, под которым, как известно, подразумевается следующее: существуют собрания аксиом в социумах, от их индивидуального подбора зависит положение каждого конкретного индивида в социуме. Когда писатель создает произведение, он не просто пишет по-английски или по-французски, он пишет в так называемых «знаковых системах», и в этом смысле социум представляется гетерогенным собранием того, что Спивак называет семиотическим полем.

Следует заметить, что дискурсивность, в основном связанная с именами Маркса, Ницше и Фрейда, усматривается во многих трудах ученых-постмодернистов. Как известно, термин «дискурс» принадлежит М. Фуко, считающему, что каждая наука обладает своим дискурсом. Фуко пишет, что «существуют высказывания, которые, начиная с какого-то определенного момента времени, предстают как связанные с политической экономией, биологией или психопатологией, но существуют и другие высказывания, которые предстают как принадлежащие к тысячелетиям - почти что извечным непрерывностям, называемым грамматикой или медициной» [4, c. 80]. По Кристевой, процесс означивания не ограничен системой языка, это скорее дискурс, и говорящий субъект должен быть помещен в поле мышления, созданного Марксом, Фрейдом и Ницше. Без децентристского и дифференцированного понятия субъекта, предложенного этими мыслителями, семиотику Кристевой представить трудно [7, c. 188].

Ж. Бодрийяр, один из столпов постмодерна, развивает собственную оригинальную теорию знака, применение которой в культурологии и литературоведении оказывается весьма продуктивным. Критическое постижение современности Бодрийяр осуществляет путем описания нового семиотического парадокса, свойственного культуре Запада, которую он называет «симулятивной», полагая, что Запад не смог создать ни подлинно духовную надстройку, ни полностью отказаться от элементов древнего символического обмена, который обладает более высокой ценностью, чем западный рационализм. Утверждая идеи неподлинности мира современной культуры, Бодрийяр пишет, что человеческое общество живет в мире видимостей, опираясь на иллюзию реальности и истины [1, c. 258-270]. Отсюда значимость того, что Л. Хатчесон называет пародией, имея в виду не высмеивающую имитацию стандартных теорий и дефиниций, укоренившихся в идеях Просвещения, а удельный вес пародирующих просветительские идеи практик позволяет сделать «редефиницию» пародии с той практической дистанции, которая позволяет дать сигнал различия в самом сердце подобия. В историографии, метарассказах, в фильмах, живописи, музыке, архитектуре такая пародия парадоксальным образом позволяет иметь место и изменениям, и культурной непрерывности: греческий префикс «пара» означает и «контр», и «рядом», и «сверх» [9, c. 26].

Все вышеизложенное позволяет утверждать, что постмодернизм не отвергает полностью проект Просвещения, а подвергает критическому переосмыслению. При этом просветительские идеи, метанарративы, достижения и ошибки интерпретируются достаточно свободно. Ирония, так часто используемая постмодернистами в рассуждениях о прошлых культурных приобретениях человечества, приходит на смену предписывающим «позам» великих мастеров Просвещения, что, в частности, нашло свое крайнее выражение в феномене китча, представляющего собой типично постмодернистское явление. В целом критическое переосмысление философской мыслью постмодерна идейного содержания эпохи Просвещения, несмотря на попытки отвергнуть и перечеркнуть значимость метанарративов, свидетельствует о преемственности культурных эпох и непреходящем значении прошлого для будущих этапов культурного развития человечества.

Библиографические ссылки

1. Бодрийяр Ж. Симуляция и симулякры // Современная литературная теория. Антология. - М., 2004.

2. Деррида Ж. О грамматологии. - М., 2000.

3. Кант И. Собрание починений: В 8 т. - М., 1994. - Т. 8.

4. Фуко М. Археология знания. - С.Пб., 2004.

5. Фуко М. Что такое Просвещение? - Режим доступа: http://www.lib.ru/ CULTURE/FUKO.

6. Хоркхаймер М. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты / М. Хоркхаймер, Т. Адорно. - М.; С.Пб., 1997.

7. Contemporary Social Theorists - Eds. Elliot A., Ray L. - Oxford: Black- well,2002.

8. Gilbert I, Inbar I. The Madwoman In The Attic: The Woman Writer and the Nineteenth - Century Literary Imagination. - New Haven; London: Yelle Univercity Press,1979.

9. Hutcheon L. A poetics of postmodernism. - New York and London: Rout- ledge, 2000.

10. Kellner D. Jean Baudrillard: From Marxism to postmodernism and beyond. - L.: Polity Press 1989.

11. Lyotard J.-F. La condition postmoderne: Rapport sur le savoir. - P., 1979.

12.Spivak G. The Post-colonial critic. - New York and London: Routledge, 1990.