В. Б. Окороков
Днепропетровский национальный университет имени Олеся Гончара

Проводиться аналіз феноменологічних основ вчень Е. Гуссерля і М. Ґайдеґґера з метою з’ясування можливості об’єднання чистого та етичного розуму.

Лишь в XVIII в., когда Кант размежевал метафизику, эстетику и этику по их принципиальной принадлежности к разным слоям человеческой психики, возникла возможность осмыслить проблему принципиального расхождения научного и этического способов существования человека. С тех пор наука, отмежевавшаяся от этики, оказалась ввергнутой в систему антигуманистического воздействия на психику и человек, знающий по своей природе, что такое нравственность, оказался на грани научного самоуничтожения. Поэтому любая философская концепция, которая смогла бы обосновать превосходство этического начала или, по крайней мере, сумела бы согласовать его с наукой, явилась бы очень продуктивным средством для преодоления современного нигилистического сознания. Конечно же, поиск таких схем согласования философии, науки и этики является весьма актуальным.

Те концепции, которые детерминируют основные направления движения современной философской мысли, в целом стремятся решить указанную проблему. Однако в духе позитивистских установок эта задача для них часто становится второстепенной. И хотя со времени Ницше ряд крупнейших философов (таких как Вл. Соловьев, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Л. Вигенштейн, М. Бубер, М. Бахтин, М. Фуко, Э. Левинас и др.) прямо или косвенно стремились изменить положение этики в системе наук, но и сейчас мы ничего не может сказать о первичных механизмах формирования этического и научного начала в человеческой психике.

В связи с тем, что феноменология Э. Гуссерля сыграла ключевую роль в формировании современного состояния философии, весьма актуальным кажется проследить роль этики в его учении. Все философские исследования позднего Гуссерля можно охарактеризовать посредством одного лозунга «назад к Канту». Но гораздо раньше в «Логических исследованиях» он обнаружил новый интен- циональный подход, раскрывающий сущность сознания. Вся последующая деятельность Гуссерля была направлена на преодоление разрыва этого «открытия» с трансцендентальной установкой. Возврат к трансцендентализму проявил некоторые скрытые внутренние противоречия феноменологии, связанные с проблемой размежевания «наук». Ведь Гуссерль, собственно, стремился очистить не всякое отвлеченное знание, а то строгое, логико-математическое знание, которое формирует научный взгляд на систему мышления. Иными словами, в результате очищения в скобках оставалось то, что на языке науки называется логико-математическим знанием, а на языке метафизики его сущностью. Вот почему три «чистых науки» (логика, математика и метафизика) находятся в феноменологии в роли особых статусных наук.

Математика и логика являются чистыми науками, обнаруживающими себя в феноменологии посредством анализа бытия сущностей. Но логико-математическая и эмпирическая области познания не совпадает. Опытные данные нуждаются в соотнесении с фактами, тогда как сущностные утверждения в этом не нуждаются. Математика и логика как науки, объединяющие все возможные конструкции бытия сущностей, являются в таком смысле и сами инвариантными фундаментальными «сущностями» (конструктами науки), преобразование которых в мышлении (посредством доказательства) не выводит за пределы «чистого» мышления. Это в свое время дало право Канту говорить о чувственности от имени математики и о рассудке от имени логики (как системы категорий). Тем самым трансцендентальная философия легитимировала априорное бытие «чистых наук», инвариантных относительно любых преобразований мышления (на уровне чувственности и рассудка). Гуссерль расширил сферу инвариантности, утверждая, что «наука» (опирающаяся на бытие сущностей) говорит от имени «вечности».

Математические науки - это ясно выраженные эйдетические науки, то есть науки, в которых все изначально размечено сущностным образом. Когда человек априорно (до всякого опыта) опирается на математику и логику, он способен в свете их первичной организации различать и остальные сущности окружающего мира. Без математики и логики он оказался бы слепым на уровне интересов науки, ибо не смог бы различить ни одной сущности. По похожему типу (роду) организации построена феноменологическая философия, ее предмет - не случайные факты, а сущностные связи; она пытается обобщить данные всех «чистых» наук о сущностях. Она чисто описательна и ее главный подход связан с описанием сущностей. Она действует путем постепенного просветления, двигаясь по ступеням интеллектуального все более глубокого созерцания сущности. Очевидность (ясность и отчетливость) проявляется в феноменологии как необходимый «внутренний источник света», в пределах досягаемости которого сущность всякой вещи приобретает отчетливые для науки границы. Поэтому Гуссерль рассматривал феноменологию как «первую философию», отличающуюся совершенной беспредпосылочностью (в отличие от остальных наук. Ведь невозможно увидеть сущность вещи, не имея соответствующих инструментов, феноменология, по его мнению, такие инструменты предоставляет.

В границах своей новой фундаментальной науки Гуссерль подвергает критике как идеалистические, так и эмпирические подходы, показывая, что акт усмотрения общего всегда основан на акте восприятия, но интенция (направленность) общего радикально отличается от интенции индивидуального. Здесь и обнаруживается фундаментальное свойство сознания: в акте конституирования смысла дескриптивный анализ выделяет реальное и интенциональ- ное содержание сознания (в первом случае выделяются как интен- циональные, так и неинтенциональные переживания, во втором - предмет, качества (форма) предмета и его сущность (единство качества и материи)). Сознание потому и интенционально, что обладает самой большой общностью из всех возможных. Все остальные сущности как характеристики «общности» вещи оно способно уловить по принципу отношения общего к частному. Это привилегированное положение сознания выделяет его из остальных сущностей, а его активность создает поток направленности на них.

Для выяснения «статуса внешнего мира» Гуссерль первоначально разграничил (как вариант борьбы с психологизмом), а потом и резко противопоставил идеальное и реальное, сущность и существование, истины и факты, логическое и психологическое и т. п. Так сформировался путь феноменологического движения: от реального актуально действующего сознания личности и через него к специфике этого сознания как предмету феноменологического анализа (в таком подходе последнее обнаруживается уже не как реальное сознание, а как некий теоретический конструкт, идеальное, искусственное образование, формирующее поле интенцио- нальности). Но так как феноменология есть первая метафизика и наука, то анализ специфики феноменологического сознания формирует общее представление о сознании вообще. Во втором томе «Логических исследований» Гуссерль спрашивает: «Имеет ли смысл, оправдано ли противопоставлять являющейся природе, природе как корреляту естествознания, еще один в потенциальном смысле трансцендентный мир или еще что-нибудь в этом роде. Вопрос о существовании в природе «внешнего мира» есть вопрос метафизический» [5, с. 20]. Этот вопрос теперь приоритетно связан у Гуссерля с проблемой соотношения реального и феноменологического сознания.

Так, Гуссерль изначально размечает все относящееся к внешнему миру в «формах» и сущностях «мира внутреннего» (мира мышления). И внешний мир в феноменологии становится коррелятом «сущностного видения» сознанием всего «непосредственно ему данного». Расширяя трансцендентальную область на логику, Гуссерль различает мир не только статически, но и динамически. Однако вопрос о существовании мира или вопрос о его сущности - прерогатива самого мышления (он может быть решен только в мышлении), ведь речь не идет о реальности мира, но только о его существовании - а это вопрос метафизический, - так рассуждает Гуссерль и по аналогии с «сущностью мира» подвергает аналогичной феноменологической обработке все сущности мира. Логика позволила Гуссерлю прояснить многие, еще темные для трансцендентальной философии идеи. Теперь сущность исследуется не только в математическом, но и логическом пространстве. Но феноменология в целом движется дальше: метод найден и он самоочевиден; феноменология теперь может судить о «сущности» в поле любой «чистой науки» (будь-то математика, логика или этика). Феноменология может задать условия видения «сущностей» под любым углом зрения (или в поле любой науки). В этом, безусловно, выявилось ее огромное преимущество перед другими «науками о духе», которые либо игнорировали роль человека в познании вообще, либо, наоборот, психологизировали любую проблему.

В то же время Гуссерль обнаружил, что сознание не может быть настолько «чистым», чтобы избежать предметности. Даже если сознание думает о самом себе, оно все равно опирается на собственную предметность, в которой раскрывается его сущность. Без наличия предметности исчезает и самая сущность сознания и способ его существования. Оно не может существовать в себе, оно всегда есть со-(знание).

Даже те акты чистого сознания, которые отражают сущности в математике или логике, все равно предметны (или сущностны) - это и есть фундаментальное открытие Гуссерля. Феноменология, как ранее трансцендентальная философия, в более конкретной форме, засвидетельствовала тот факт, что вне предметности (по Канту, вне пространственно-временной и логической репрезентации) сознание проявиться не может. Однако в феноменологии сознание не только априорно, но и интенционально. Сам Гуссерль устранил из своей теории пространство и бытие, видимо, прежде всего, для того, чтобы избежать какой-либо предпосылочности (отсылки к ним). Единственную посылку, которую он не смог устранить из феноменологии, - это время. Но это связано с тем, что актуальность мышления раскрывается не сама по себе, а лишь в акте переживания, который длится (как и человеческая жизнь). Словом, нет феноменологии пространства и бытия, но есть феноменология времени. Видимо поэтому вторым крупным произведением Гуссерля, которое некоторые исследователи называют его самым лучшим произведением, явилась «Феноменология внутреннего сознания времени». Оно дополнило «Логические исследования», так как сам Гуссерль отчетливо понимал, что без наличия времени ему не удастся обосновать ни переживания, ни интенциональность.

Отсутствие онтологической темы у Гуссерля обнаружил Хайдеггер и попытался ввести в феноменологическую модель сознания протяженную основу всякой сущности (то есть бытие). Раскрыв необходимость бытия для феноменологии, Хайдеггер разработал «новую феноменологию» (фундаментальную онтологию), но утратил предмет феноменологии Гуссерля, ибо, по сути, реконструировал такое фундаментальное свойство сознания, как интенциональ- ность (которая вписывалась в поток сознания, но не вписывалась в поток жизни) в терминах бытия. Феноменология и экзистенциализм у своих истоков оказались разъединенными. Бытие плохо вписывалось в интенциональную модель, и его необходимо было выявить иным способом. Хайдеггер ввел его через историческую ретроспективу, то есть путем возврата к историческим первоисто- кам становления бытия в мышлении. В границах такой фундаментально-исторической интенциональности (возврата потока истории к первичной сущности философии и метафизики, к их корням) обнаружилась основополагающая значимость для конституирования мышления не только бытия, но и языка. Пожертвовав феноменологией (и потоками сознания), Хайдеггер получил онтологию (и потоки бытия), точнее лингвистическую онтологию, ибо домом бытия оказался язык. Итак, время в феноменологии Хайдеггера коммутирует с сознанием, а пространство (точнее, место) - с бытием. Именно поэтому бытие проявляется в горизонте времени, а сущность (человека), гуссерлевское сознание, трансформируется в Dasein. Сущность раскрывается уже не в пространственновременном, а в бытийно-мыслительном континууме.

Однако и сам Гуссерль, вероятно, под воздействием концепций своих учеников, все более видоизменяет сущность феноменологии. Очевидная недостаточность чистого логико-математического прочтения сознания приводит позднего Гуссерля в поле практической философии. Анализируя причины противоестественности кризиса европейских наук, он обнаруживает, что «европейский «мир» был рожден из идеи разума, то есть из духа философии. Поэтому и кризис может быть объяснен как кажущееся крушение чисто рационального видения мира. Причина затруднений рациональной культуры заключается не в сущности самого рационализма, но (словами Хайдеггера) лишь в его овнешнении, в его извращении «натурализмом» и «объективизмом» [2, с. 126]. Кризис, по мнению Гуссерля, становится следствием того, что науки, которые в силу самой своей сущности не являются эйдетическими науками, стали претендовать на основополагающее влияние в области «чистого разума». Следствием этого и явилось смешение эйдетических, эмпирических и теоретических наук, которое в отношении первых и можно назвать подменой или овнешнением; в таком смешении утрачивается «чистота» природы базисных сущностей. Феноменология призвана была произвести соответствующую «очистку». И только после ее проведения (от психологических замутнений) обнаружилось такое фундаментальное свойство мышления, как ин- тенциональность. «Истинная природа в ее естественнонаучном смысле есть продукт исследующего природу духа, а следовательно, предполагает науку о духе» [2, с. 125]. Гуссерль обнаруживает важнейшее свойство истинного мышления: только «наука о духе» (у Гуссерля это феноменология) обладает способностью давать (в силу чистой своей сущности) оценку истинам, тогда как все другие науки подменяют ее собой и привносят в истину овнешвляющие моменты (вследствие внутреннего смешения).

Опыт всегда выступал сложным единством (смешением) всех имеющихся типов знания (и наук). Если мир «чистого» мышления вполне возможен, то сложно себе представить мир «чистого» опыта. Фактически, для этого нужно написать «критику чистого действия». Гуссерль утверждает, что «к миру действительного, опытного созерцания принадлежит и форма пространства и времени, и все формы организации тел, среди которых мы сами живем в соответствии с телесным способом существования. Однако здесь мы не сталкиваемся ни с геометрическими идеальными сущностями, ни с геометрическим пространством, ни с математическим временем во всех его формах» [3, с. 87]. Ведь и само тело является сложным конгломератом имеющихся свойств. Действие человека есть многоаспектный процесс, в котором взаимодействуют многие уровни его бытия. Отсюда естественная сложность понимания «чистого» опыта и «чистого» действия.

На прояснение «чистоты» направлено еще одно поле человеческой психики, раскрывающее сущность перформативных предложений. Гуссерль же, отдавая дань трансцендентальным установкам Канта, выделяет структуры, которые являются достаточно «чистыми» для характеристики мира опыта. Пространство и время несут в себе атрибуты априорности и инвариантности относительно всех преобразований опыта. Таковыми они открываются и в феноменологии, но в естествознании начала ХХ в. были обнаружены их фундаментальные свойства, что, несомненно, повлияло на прояснение их «чистой» сущности в философии и науке. В открытиях естествоиспытателей этого периода обнаружилась связь пространственно-временного континуума с неклассическими геометриями. Это поставило под сомнение абсолютность (идеальной) евклидовой геометрии. Словом, обнаружилась коммутация пространственновременных (фундаментальных) полей (слабого, электромагнитного, сильного и гравитационного) с геометрией реальных форм мира. Их сложная взаимосвязь наиболее удачно отражена в уравнениях ОТО А. Эйнштейна. Таким образом, современное естествознание, используя инструментарий новых «чистых» наук, повлияло на формирование представлений о приоритетности наук в сфере опыта. Некоторое расхождение чистых и теоретических наук привело к тому, что ближе к концу ХХ в. естественнонаучный и философский взгляды на происхождение мира оказались не совпадающими. Открытие точечных эффектов в геометрии и математике, а вместе с тем открытие интегрального и дифференциального исчисления, очень далеко продвинуло область «чистого мышления» по сравнению с эмпирическими (реальными) науками, в которых точечные эффекты локализовать не удалось. На языке философии та же мысль звучит так, открытия феноменологов (в этом контексте математиков, логиков и представителей других чистых областей знания) намного опередили «практические науки», которые глобально не успевали отслеживать события в области «чистого мышления». Этот перекос и может объяснить явление, названное Гуссерлем кризисом европейских наук. Этим же в последнее время вызван все возрастающий интерес к «практическим наукам».

Ту же мысль в «Логических исследованиях» Гуссерля озвучил так: нельзя создать естественных общеобязательных (для всех людей) законов, основанных на идеальности. Видимо, исходя из такой посылки, немецкий философ К.-О. Апель совместил реальное и идеальное коммуникативные пространства мышления, словом, совместил два крайних состояния мышления, каждое из которых само по себе невозможно, ибо нельзя мыслить без наличия идеальных форм, но и чистая идеальность сама в себе без реальности для человека бесплодна, бессмысленна и пуста. Совмещая действительное и идеальное, Апель стремился получить реальное. Это и привело его к коммуникативному способу обоснования истины. Фактически, в концепции Апеля осуществляется трансформация классической (идеальной) схемы мышления. В классическом пространстве мышления рефлексия осуществляется над идеальными абсолютными истинами, в коммуникативном пространстве Апеля истины уже являются следствием коллективного соглашения, хотя существует и «чистое пространство» идеальных форм.

Гуссерль осуществлял взаимосвязь между внутренним миром «чистых форм» сознания и внешним миром вещей посредством фундаментальных понятий, которые в силу своей всеобщности аподиктичны одновременно для обоих миров. «Категория, - заключает он, - это слово, которое, с одной стороны, ... отсылает, к соответствующему региону, например, к региону «физической природы», с другой же стороны, сопрягает соответственно определенный материальный регион с формой региона вообще» [1, с. 39]. Таким образом, посредством узловых понятий - истин, категорий и сущностей - в феноменологии осуществляется соизмерение внутреннего и внешнего для сознания миров, а граница материального региона, практически, совпадает с его сущностью (формой). Понятие, адекватное форме региона, выражает его сущность (в виде категории или истины). Прояснение сущности определенного материального региона всегда осуществляется через высвечивание его

границы, которая определяет адекватное форме «чистое понятие». ущность любой науки соизмерима с границей ее существования. В свою очередь, «та (эйдетическая) взаимосвязь, какая имеет место между индивидуальным предметом и сущностью. , равно как и наоборот каждой сущности соответствуют возможные индивиды, которые были бы индивидуализациями в фактическом (мире), - закладывают основу для соответствующего сопряжения друг с другом наук о фактах и наук о сущностях» [1, с. 34]. Это и есть фундаментальное проявление интенциональности, заключающееся в том, что предметом мышления может быть и целый регион (наука), в том числе и этика.

Гуссерль, неудовлетворенный ролью интенциональной феноменологии для прояснения происхождения истин науки и сознания и, видимо, уже опирающийся на опыт своих учеников (в частности, Хайдеггера), попытался отыскать «естественную почву» для научного знания. Вводя в фундаментальные свойства сознания аппре- зентацию и интерсубъективность, то есть понятия, идущие уже не от самого сознания, а от его корреляций с реальной жизнью, он вынужден был сместить акцент феноменологии в сферу практических наук. Однажды оперевшись на Канта (еще в «Идеях 1...», он уже до конца жизни находился в сфере притяжения трансцендентальной мысли. Гениальное чутье Гуссерля заставило его переин- терпретировать суть корреляции между людьми, которая конституирует уже другой ряд понятий (этический): добро, справедливость, зло и т. д.

Если истины и сущности, как, фактически, математика и логика, безмолвны (работают с пустыми формами), то этическое и нравственность проявляют себя в действии. Вместе с тем на протяжении истории становления цивилизации этическое, онтологическое, лингвистическое и гносеологическое настолько тесно переплелись, что человек утратил верное представление о реальности. Лишь последовательное возникновение «наук» (особенно «наук о духе») маркировало эту «зыбкую почву» релятивности мышления, суть которой Гуссерль увидел в психологии, а Хайдеггер - в забвении бытия.

Неопозитивисты сузили границы «чистоты» знания. Они (после гуссерлианской постановки проблемы очищения) объявили войну метафизике и стремились осуществить поиск оснований науки, опираясь на логико-математические процедуры. Метафизика, начиная с Гуссерля, становится изгоем всякой «чистой постановки проблемы» в философии. Гуссерль искал сущности посредством «науки»; неопозитивисты искали «науку» посредством метафизических принципов (в духе Гуссерля). Однако неясность, неточность и размытость проблемы беспредпосылочности у Гуссерля привели к тому, что большинство последователей феноменологии (в том числе герменевты, экзистенциалисты, неопозитивисты, структуралисты и деконструктивисты) начинали именно с решения этой проблемы и выводили из нее свои «чистые принципы построения» философии.

Единственным универсальным средством мышления в постме- тафизических конструкциях, против особого статуса которого не возражали ни феноменологи, ни позитивисты, остается язык в качестве очевидного и достоверного средства коммуникации, без которого невозможны ни абсолютное (идеальное) сообщество аргументирующих, ни коммуникация в целом, ни сознание, ни, в принципе, любая наука. Лингвистика, однако, не решает другую важную проблему. Познание без познающего субъекта, в границах которого остаются и Гуссерль, и Хайдеггер, и Фуко, и Делез, и Апель, довлеет над современной философией и возвращает ее к «чистым классическим теориям истин».

Поиск «зоны» приоритетности «чистых наук» и попытка оформить их в качестве универсальной базы мышления привели к тому, что одинокое мышление перестало быть определяющим в выборе оснований науки и бытия. Однако к концу ХХ в. из всего ряда «чистых наук» надежды на спасение философии от солипсизма стали связывать лишь с этикой, которая, в свою очередь, презентует другую, может быть, не менее трудную и мучительную задачу: что из себя представляет беспредпосылочная (в смысле классического сознания) философия, когда строгость, ясность и отчетливость теряют приоритет в сравнении с нравственностью (прежде чем мыслить, нужно быть ответственным): мыслю, так как обладаю ответственностью. Видимо, наступает время определиться, что для человека важнее: путь «чистой науки» или путь «чистой этики»? Или возможен «третий путь», в котором первая и вторая примирятся как способы легитимации мышления, и тогда может появиться новая модель, узаконившая их статус среди других модусов бытия мышления.

Онтологическое мышление, оперировавшее на протяжении всей предшествующей философской мысли абсолютными «сущностями» и поэтому опиравшееся на «установку присутствия», только в ХХ в. обнаружило неустойчивость в «поле исследования» новых «наук о духе», каковыми являются история, психология, социология, психоанализ и др. Для спасения ситуации, обозначенной многими мыслителями как кризис «наук о духе», научно настроенные философы попытались вывести эти науки и, прежде всего метафизику, за пределы «чистого» или научного мышления, чтобы в границах самой «чистой философии» выявить суть происходящих изменений. Первым аналогичную операцию по преодолению психологии проделал Гуссерль посредством феноменологической редукции и вывел закон интенциональности. Устранив психологию, он, фактически, попал в зону «механики и логики мышления», феноменологии как науки о феноменах или «чистых сущностях сознания».

Мыслители ХХ в., либо пытались вывести за пределы одной «науки о духе» (например, философии) другую, вносящую в нее неопределенности (например, этику или социологию), либо стремились объединить некоторые из этих наук (посредством определенных правил). Но единой теории всего цикла гуманитарных наук они так и не разработали. Совместный анализ всех этих попыток спасти «науки о духе» и вывести единую «науку о мышлении» приводит к тому, что на поверхности мышления вскрываются уже не онтологические или научные, а этические эффекты.

Библиографические ссылки

1. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Кн.1. - М., 1999.

2. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Философия как строгая наука. - Новочеркасск, 1994. - С. 101-126.

3. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Введение в феноменологическую философию // Философия как строгая наука. - Новочеркасск, 1994. - С. 49-100.

4. Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Философия как строгая наука. - Новочеркасск, 1994. - С. 127-174.

5. Husserl E. Logische Untersuchungen, Bd. II, T. 1. - Halle, 1922.